Крепость
Шрифт:
В этот момент приходит Крамер, и командир меняет тональность:
– Так Вы хотите попробовать своего счастья на шоссе..., – говорит он как бы между прочим, обращаясь ко мне.
– Вы бы видели, на какой колымаге! – вмешивается Крамер.
Крамер оказывается тем, кто сумел перевести командира на другие мысли.
– Достойно уважения! – добавляет он и в самом деле делает так, что все же побуждает командира выбраться из его меланхолии наружу, для осмотра моего «ковчега».
Крамер ведет себя как гид и устраивает настоящий информационный
– Производит сильное впечатление! Что пожелать в таком случае, в таком особом случае, кроме ни пуха, ни пера?
Не лезущий за словом в карман Крамер восклицает без тени смущения:
– Чтоб все четыре колеса спустили! Скажу так. Или даже пять! Если этот драндулет вообще имеет запасное пятое колесо.
– Touche bois! – театрально отвечаю Крамеру.
– Прямо сразу! – и Крамер с совершенно покорным видом отходит к двери, за которой раньше исчез адъютант, и три раза сильно стучит по ней кулаком правой руки. Проходит несколько секунд, когда на этот стук из двери выскакивает адъютант и являет нам свою красную от ярости рожу.
Но теперь Крамер полностью владеет ситуацией. Он изображает подобие поклона, затем расшаркивается и делает широкий полувзмах правой рукой по большой дуге, как если бы держал в руке треуголку, и вдобавок произносит в своеобразной декламационной манере:
– Ваш слуга, благородный князь, просит тысячу раз прощения – хотя, по его скудному разумению, подобное нарушение Вашего творчества принципиально нельзя прощать до окончательной победы!
– Занавес! – подытоживаю я, и адъютант, в самом деле, скрывается, как если бы был обязан подчиниться моей команде, за дверью.
– Вот и славно! – резюмирует Крамер. – И когда же Вы стартуете?
Я задумываюсь на какой-то момент, и говорю:
– В пятнадцать часов.
– Но не сегодня же?
– Именно! У меня земля буквально горит под ногами...
– Я Вас теперь вполне понимаю, – быстро прибавляет Крамер.
Командир моргает, будто в раздражении и спрашивает:
– Чертовски любопытно, как Вы хотите пройти на этой колымаге весь путь?
– Опыт – лучший учитель! – отвечаю. – По крайней мере, попытаемся.
– И Вы готовы рискнуть жизнью ради такого вот опыта?
– Почему бы и нет?
– Тогда с Божьим благословением и нашими молитвами думаю, у Вас все получится...
– Не забудьте прислать нам открытку! – острит кто-то из-за спины.
Всего несколько слов, и все же, они так на меня воздействуют, что я вынужден сглотнуть слезы.
Разыгрываю приподнятое настроение, а в действительности мне становится так тяжело на душе, когда вижу понуро стоящего командира у нашей колымаги, и так внезапно печально, что я готов зареветь.
Водитель стянул с себя френч и рубашку. Так, в штанах, пояс которых на широких подтяжках натянут ему почти до сосков, и в слишком большой пилотке на голове, с руками, по
Бартль и этот гном – ну и пара!
Мой экипаж из этих двоих мог бы показывать себя за деньги в паноптикуме. А смогут ли оба моих воина, в крайнем случае, достаточно быстро выбраться из «ковчега»? Мне бы сейчас приказать, прежде всего, «кучеру»: Если мы внезапно попадем под обстрел – слишком сильный обстрел – то ничто не предпринимать, как выскочить вон и ноги в руки. Но этими словами, думаю, только сделаю его еще более нервным. И тут меня буквально бьет по голове: Мой «кучер» все еще не имеет приказа на марш.
Мне нужно срочно к зампотылу. Он замещает Шефа Флотилии. Он должен снабдить «куче-ра» необходимыми документами. Несмотря ни на что, в этой войне все еще есть управленцы.
Я сегодня не видел зампотылу, а вот теперь его нет и в кабинете.
Перед Административным бараком навстречу мне топает Бартль.
Он тоже разыскивает зампотылу: Бартль еще не получил наше продовольствие.
– Ну и свинство здесь – полное свинство! – жалуется он.
Я посылаю его разыскать зампотылу в офицерской столовой или где-то еще.
– И поспешите! – призываю ему. От сильного нетерпения я чуть не трясусь.
Наконец издалека вижу зампотылу вышагивающего по аппелльплацу. Этот парень имеет типичный взгляд таможенника. Уже при нашей первой встрече зампотылу осмотрел меня так, будто я спрятал на теле всевозможную контрабанду.
Стою с ожидающим видом. Но затем все мои правила благостного поведения внезапно катятся к черту, и я повышенным тоном обращаюсь к нему:
– Нам безотлагательно нужен приказ на марш для нашего водителя и продовольствие на неделю на трех человек. И если Вы немедленно не сделаете это, то будете виноваты в умышленной задержке нашего выезда!
Этот соня очевидно понял всю серьезность ситуации: С солдатской книжкой «кучера» в ру-ках он исчезает в направлении своего чулана.
Внутри «ковчега» обнаруживаю два красных взбитых одеяла с подлодки.
– Это что? – спрашиваю Бартля.
– Лучшего не нашлось, господин лейтенант.
– От них вонь – хоть святых выноси!
– Уже нет, господин лейтенант. Я их основательно проветрил и обработал, кроме того, «Колибри».
– Это должно дать в итоге чудную смесь.
– Так точно, господин лейтенант.
– Ладно. В крайнем случае, мы можем выбросить их. Но я не хочу сидеть в этом аромате и бороться с блевотой.
Бартль недоумевающе смотрит на меня.
– Я иду на крышу! В середине уберете один мешок попозже – там я и прикорну.
– Вы, господин лейтенант?
– А Вы полагали, что я захочу гарцевать с Вами на этом вонючем толчке?
– Так Вы хотите ехать наверху, господин лейтенант? – повторяет Бартль растерянно.
– Ну да! Не прямо сразу – но когда станет невыносимо, то, конечно же!