Крепость
Шрифт:
– Не оказалось, господин лейтенант. У них здесь только трофейные гранаты – бельгийские или голландские. Они точно не знают. Зато, эти гранаты довольно просты для удержания в руке – у нас такие были раньше. Вы же в этом разбираетесь, господин лейтенант, не так ли?
– Не сомневайтесь, точно на такие штуковины меня и дрессировали.
Принимаю решение: Три штуки в «ковчег», одну беру с собой на крышу, а последнюю кладу Бартлю на приборную панель. Покончив с гранатами, обращаюсь к Бартлю:
– Переодевайтесь, собирайте
То, что я за всю свою жизнь лишь однажды бросал боевую ручную гранату, я думаю, Бартлю знать не обязательно: Какое тогда было волнение в Глюкштадте! Дважды мы должны были выходить на учения в полной экипировке и стояли, ожидая окончания причитаний двух парней, которые никак не могли справиться с этими чертовыми штуковинами, но, к счастью, у нас был один чокнутый кобольд, унтер-офицер, муштровавший нас быстро бросать эти «хлопушки» через бруствер, пока они не взорвались в руках.
Потому я испытываю старую антипатию к ручным гранатам. Но что иное мы можем приду-мать, как не вооружиться с ног до головы?
Адъютант, как черт из табакерки, внезапно вырастает передо мной. Хочу уже наехать на не-го, но его лицо буквально сияет:
– Поздравляю с повышением по службе!
– Это как? Почему?
– Сообщение только что поступило телеграммой. Вам присвоено, номера приказа пока не знаю, звание обер-лейтенанта!
Не могу найти подходящих слов. Наконец выдавливаю:
– Довольно поздно!
Адъютант в изумлении пялится на меня. Он, наверное, ожидал, что я запрыгаю от радости на одной ножке.
– Я уже достаточно давно являюсь лейтенантом Германского Военно-морского флота – и это потому, что всегда прибывал лишь короткое время в какой-либо части, и всегда как прикомандированный к ней...
– Но теперь...
– Теперь и имеющееся мое звание, и вообще положение вещей, меня совершенно удовлетворяет!
Адъютант недоверчиво смотрит на меня.
– Все равно. Мои искренние поздравления!
Он улыбается и подает свой плавник. Этот парень разом напускает на лицо некое обязательство. Затем объявляет голосом рекомендателя:
– Но это еще не все! Мы узнали от Вашего командира, сколько погружений Вы имеете за плечами – седьмой и восьмой боевой поход на U-96 под командованием капитан-лейтенанта Леманн-Вилленброка и теперь еще на U-730. Этим Вы заслужили нагрудный «Знак подводника»!
Когда все это слушаю, то больше уже и вовсе не знаю от сильного смущения, что должен сказать в ответ. Адъютант спасает меня, выступая спасательным кругом: Он достает из кармана футляр, а из него латунную брошь. Подает их мне и говорит:
– На Вашу куртку я, Вам, к сожалению, не могу прикрепить этот знак.
Тут, наконец, я снова прихожу в движение и принимаю золотую птицу в правую руку.
– Вторично говорю Вам: Мои сердечные
Тысяча чертей! так и подмывает меня бросить в ответ, однако, проглатываю эти слова и задумываюсь: Что же теперь делать? А затем: Надеюсь, адъютант не ожидает от меня сейчас приглашения к празднованию. Круговая чарка в «ковчеге» была бы достаточной для такого случая, ведь так как иначе мы все еще находимся здесь, и хрен его знает, когда нам удастся выехать.
Адъютант ведет себя так, как будто я внезапно стал совершенно другим человеком – так сказать ему «подобным». Теперь он разговаривает как обер-лейтенант с обер-лейтенантом и при этом становится более разговорчивым:
– Томми постоянно сбрасывают здесь свои мины, так как у нас здесь довольно мелко. Я отметил здесь кое-что для Вас...
Он достает из нагрудного кармана добросовестно сложенный лист формата А4 и разглаживает его. Затем зачитывает:
– «23 июля 1943 года здесь затонул один из современных тральщиков – М-152 – и это в много-кратно проверенном и протраленном районе». Это должно Вас заинтересовать, нет?
Говорю себе: Ты должен вынести и это! Вот хороший повод еще раз потренироваться в собственном самообладании.
Погружаюсь в свою новую роль, изображая себя чрезвычайно довольным его поздравления-ми – и это при том, что мне сильнее, чем прежде, хочется бросить парочку ручных гранат в расстилающееся предо мной болото летаргического сна – и сделать этих лентяев здесь бодрыми и активными, просто так, ради шутки.
– У нас здесь, на рейде, случилось несколько происшествий! – адъютант начинает снова. – Здесь в прошлом августе два патрульных катера были уничтожены самолетами-штурмовиками!
При этом одаривает меня взглядом, требующим одобрения, да таким, словно он при этом по-лучил орден за заслуги. Затем продолжает:
– Один затонул. Штурмовики никогда не налетают одиночками. Но так много мы еще никогда не видели...
Парень производит такое впечатление, как будто уже принял на грудь несколько стаканов. Он размахивает своим листком и все больше распаляется:
– Им чертовски везло! Месяц назад они потопили на подходе подлодку U-1222 в этом же районе моря. Полностью уничтожили. Каплей Билфельд.
– Интересно, это и в самом деле очень интересно!
– Еще мне нужен Ваш Зольдбух! – раздается внезапно изменившийся голос адъютанта, прав-да, я не могу реагировать немедленно и поэтому переспрашиваю:
– Зольдбух?
– Так точно! Для внесения записи и проставить печати.
Бог мой – конечно! мелькает мысль. Обер-лейтенант должен следовать уставному порядку.
– Через несколько минут все сделаю. Затем принесу Вам и Вашу курьерскую сумку, – доносится голос адъютанта, когда я уже поворачиваюсь, уходя.