Крепость
Шрифт:
А в ушах звучат курсовые расчеты атаки: «Лево руля двадцать! — так держать — новый курс 170 градусов. Внимание ПУТС: Скорость хода корабля противника 12 — Курсовой угол 22 — Глубина 6 — Расстояние 900 — Держать курс постоянно…»
Когда смотрю в окуляр, то понимаю охотничью одержимость Старика. В самом деле, здесь наверху, сидишь как на охотничьей вышке.
Время залечь на койку. Но сон не приносит мне облегчения. Слышу через занавеску жалобные звуки пердёжа и тут же звучит комментарий:
— Задница — это не флейта — сказал Гете!
На это отзывается второй голос:
— Когда стоит, затем пердит — ответил Шиллер!
Жду продолжения, и это нагоняет на меня волну первого сна. Но затем, меня буквально подбрасывает на койке громкий стук о стол… Не могу сразу понять его происхождение, затем понимаю: Подо мной играют в скат — посреди ночи!
Какое-то время ничего не слышу, кроме обычных объявлений и хлопаний картами и затем легкий шум перемешивания колоды. Но скоро снова начинается:
— Однако, беру прикуп!
— Ясно, мастурбатор чертов!
Отворачиваюсь к обитой фанерой стенке и пытаясь больше не слушать треп игроков, закрываю глаза. Но мне не удается уснуть, потому что в глубине души ожидаю продолжения разговора. А снизу, словно дразня меня, доносится только сопение и спокойный говор.
Ладно, говорю себе, если не могу теперь вздремнуть, то, по крайней мере, попытаюсь почитать.
Перелистываю книгу Конрада «Зеркало моря», зажав ее между матрасом и стенкой борта, не останавливаясь на какой-либо странице — совершенно безразлично. Глаза пробегают по строчкам, но как сильно не стараюсь, не могу сосредоточиться на смысле прочитанного. И, тем не менее, позволяю взгляду и дальше просто скользить по словам…
Опять очередная глупость? спрашиваю себя. Совершенная глупость, это точно!
В голове от такого трудоемкого напряженного процесса ощущаю пустоту и кружение. Словно надрался как сапожник и потому мутит с перепоя. На самом деле, я никогда не испытывал желания надраться в стельку — но сейчас? Сейчас я буквально впервые испытываю стремление сделать это, представляя себе, как выпиваю стопку за стопкой в длинной череде наступающего дня — а потом еще одну на посошок и еще одну, чтобы наконец ощутить вибрирующее движение карусели во всем теле, как начало глубокого забытья…
То, что я испытываю такое желание посреди Бискайского залива, будучи заключенным в этом плавающем гробу, разве это не одно из чудес природы? Кто знает точно о том, как желания и мысли, стоит им лишь однажды зародиться в мозгу индивида и проснуться к жизни, продолжают существовать? «Энергия существует вечно, никуда не пропадает и только переходит из одного вида в другой», так нас учили, в конце концов. Наверное, это верно и в отношении мысли. Чтобы позволить возникнуть желанию сделать глоток коньяка, я, очевидно, затратил какую-то энергию — хотя бы только и какую-то ее толику, но, все же, энергию!
— Ну? Говорю себе с глубоким чувством удовлетворения, и куда же она направилась, эта моя мысль?
Уже в полусне еще слышу снизу:
— Я говорил и говорю, что дрочить может каждый, а играть в скат — это не член катать… Для этого надо иметь мозги!
Проснувшись, вяло берусь за перетряхивание своей койки. Пока так хозяйничаю, понимаю, что наш способ хода по морю таким вот образом имеет также и свои преимущества: На теле у нас нет никаких сырых тряпок — все абсолютно сухое. Раньше никогда не знали, куда деваться от сырой прорезиненной одежды, сырых тельняшек, сырых носков, сырых морских сапог. Вечно имелись столкновения и скандалы с парнями из электромоторного отсека, которые всегда возмущались, когда к ним в корму приносили сырые тряпки для просушивания. Затем они поступили так, будто сняли машинное отделение за огромные деньги и стали буквально грудью на пути тех, кто хотел просушить одежду у них в отсеке. Никакой речи не было о сочувствии к морякам, несшим вахту на мостике, особенно когда наверху разыгрывался настоящий шторм, и ты совсем не понимал, были ли они людьми или амфибиями, когда спускались вниз после вахты. Под матрацем, вдали от чужих глаз, хранятся мои вещи: Два толстых конверта, оба адресованные начальнику штаба. Хотел бы я знать, что сокрыто в этих конвертах! Но как бы сильно не ощупывал их пальцами, не могу ощутить ничего иного как совершенно обычные листы.
В конце концов, кладу конверты обратно под матрас.
Мои raison d’etre сегодня — в любом случае это бумаги: Попутно я являюсь как бы курьером — в курьерской командировке, правда, с небольшими препятствиями…
Каких только приключений не переживал я в таких вот курьерских разъездах — или скорее: В так называемых курьерских командировках. Но на этот раз все могло оказаться гораздо серьезнее.
Выражение лица Старика при вручении мне обоих конвертов было полно важности. Могло, вполне логично, оказаться так, что у меня на руках оказались последние письменные документы флотилии…
Спрашивается только, каким образом я смогу доставить их в Коралл — Берлин очень уж далеко от сегодняшнего места нашего корабля.
Внезапно раздается звук как от гремящего вдалеке грома. Отчетливо выделяю из грохота три отдельных взрыва — грохочущих с интервалом около трех секунд друг за другом.
Тут же раздается ругань одного из маатов:
— Это уже напоминает мне чертов будильник!
Метко подмечено! Томми и в самом деле служат нам подобием будильника.
Когда же, наконец, эта чертова банда свиней прекратит долбать нас различными видами шума и грохота?
Под моей койкой кто-то захлебывается от приступа кашля. С тяжелым хрипом он сильно отхаркивается.
— Эй, салага, глотай свои сопли! Здесь никому не интересны твои зеленые устрицы, — возмущается кто-то напротив. Но затем он смолкает, будто лишь теперь внезапно заметил, что слишком резко высказался:
— Не по твоему нутру консервированные сосиски и огурцы…
С нижней койки никакой реакции: Парень кажется и в самом деле проглатывает свои харкотья.
Присаживаюсь в ЦП и всматриваюсь в стенку перед собой. Мой череп словно ватой набит. С ватой в черепе человек думать не может: Закон природы.
Вынужден бороться со своей летаргии — а это значит: Вату из серых клеток головы удалить и начать мыслить более ясно…
Чтобы достичь этого, закрываю глаза и обращаю взор внутрь себя. Когда с огромным усилием это делаю, вижу будто наяву, как ленивая масса в моей голове раздувается и затем сжимается. Она образует серое скользкое покрывало и напоминает мне некое подобие Млечного Пути с несколькими холодными искорками, вспыхивающими в нем тут и там. Млечный Путь и покрывало начинают затем вращаться, как в центрифуге. Из-за этого в моей голове все становится совершенно пустым, и меня тошнит. Я вынужден быстро открыть глаза, чтобы освободиться от чувства головокружения.