Крепостной шпион
Шрифт:
— Хорошо, — сказала Анна и опустилась на диван. Аглая продолжала стоять. — Но зачем же… Зачем же девушку унижать?
— Тут нет никакого унижения, — сказал Бурса. — Просто я должен был рассмотреть одну из предполагаемых актрис. Мельпомена, знаете, не терпит ошибок. Аглаша была ранена, и я просто обязан был лично убедиться, что рана уже достаточно затянулась, чтобы показать её обнажённой на сцене.
— Мерзавец! — не сдержавшись, бросила Анна и вскочила на ноги. — Негодяй!
— Конечно. Конечно мерзавец, конечно
— Очень глупо, — сказала Аглая и резкими движениями натянула платье. — Насколько мне известно, — продолжала она, обращаясь к Бурсе, — Михаил Львович Растегаев хоть и проиграл меня прилюдно, но документов-то не подписал. Так что не раба я вам, и держите вы меня незаконно.
— Ну коли не раба, так беглая, — вздохнул театрально Бурса, перелистывая большой том, даже издали Анна увидела надпись на корешке: Апулей «Золотой осёл». — Беглую я могу случайно и до смерти запороть. Кто же с меня спросит?
— Нет меня в розыскных списках, — возразила Аглая. — Так что, выходит, украли вы меня. Вор Вы, Иван Кузьмич, как есть вор.
— Может и вор. А может и нет. Может я тебя и отпущу, — Бурса поднялся на ноги, встал перед девушками, заложив руки за спину. — Да я решил, я тебя отпускаю. Мне чужая собственность не нужна. Лошадей дам. Уходи. Но только одна. Анна Владиславовна раба моя по закону — венчанная жена раба моего и моя раба, — он сделал длинную паузу, подышал и закончил: — Так что, ты уходишь?
Пуговицы на платье Аглаи располагались спереди и были очень мелкими в цвет ткани что не различишь их в полутьме. Девушка справилась с застёгиванием только на треть, когда вдруг решившись, сорвала с себя платье.
— Я готова играть в вашем спектакле, — совершенно спокойным ледяным голосом сказала она. — Можете изучать своё плечо, но, кажется, рана уже затянулась, только шрам остался. Хочу сказать, что и на ноге у меня есть шрам. Он от французской пули.
— Что ты такое говоришь? — возмутилась Анна, но Бурса её перебил:
— Вы обе будете играть в «Золотом осле», — довольный закричал он. — Я уверен, эта постановка во много крат превзойдёт прошлую. Уверен, в ней будет столько чувства, столько любви, что и молодому Вертеру не приснится.
— Я говорю, что у нас нет выхода, — будто и не услышав восторженные вопли негодяя, сказала Аглая. — Что мы против него можем ещё сделать? Ну скажи. Что?
— Давай покончим с собой?
— Нет, — возразила Аглая, — глупости всё это. Можно и большее унижение ради любви стерпеть.
Прогулки в парке были запрещены, и Анна Владиславовна снова оказалась запертой в комнате. Её больше не приглашали ни к завтраку, ни к обеду. И вообще не позволяли выходить. Сонька принесла книгу и пьесу, написанную по мотивам сочинения Апулея неким помещиком. Об этом романе Анна Владиславовна, конечно же, много раз слышала, но в руки неприличная книжка ей до сих пор так не попадалась.
Начав с романа, девушка была неприятно удивлена отсутствием первой титульной страницы. Эту книгу, похоже, читали уже не один десяток раз и читали со страстью, но сам роман оказался ничего особенного. Обыкновенная античная проза, наподобие Дафниса и Хлои, ей даже скучно стало.
Зато с первых же страниц пьесы, за которую Анна принялась после романа, девушке захотелось разорвать мерзкую рукопись в клочья. Но Анна заставила себя дочитать до конца. Она хорошо помнила предыдущий паскудный спектакль, на котором ей пришлось присутствовать зрителем и хотела хорошо уяснить, что же ей предстоит вытерпеть ещё.
Закончив чтение, Анна Владиславовна легла на кровати на спину, закрыла глаза и твёрдо сказала себе:
— Коли до дела дойдёт — убью себя. Главное не бояться смерти, всё это хуже смерти. Если не попадётся под рукой яду, то удавлюсь.
Девушка снова заглянула в конец растрёпанной книги. За последней строкой стоял хитрый маленький значок, явно не имеющий к тексту никакого отношения. Не сразу поняла она, где уже видела эту странную скрещённую кривую, пока ей в памяти не всплыло одно необходимое воспоминания. В одной из их долгих бесед с Виктором лжеграф рассказывал, как они, желая обмануть королевских солдат и передать письмо в Бастилию, писали молоком на обороте других писем. Чтобы прочесть тайнопись листок следовало недолго подержать над свечой.
«Но где же мне среди дня взять зажжённую свечу? — спросила сама у себя Анна. — Сонька только вечером принесёт. Неужели придётся ждать?»
До самой темноты Анна Владиславовна, лёжа на кровати, перечитывала, пересматривала листки книги в поисках другого знака. Она даже запомнила, сама того не желая, несколько отвратительных реплик в точности перешедших из книги в пьесу. Она даже повторяла их шёпотом. Повторяла, выстраивая сзади наперёд. Переставляла слова, но всё тщетно — значок был один, и он настоятельно требовал живого огня.
В обычное время в замке и щёлкнул ключ, и появилась горничная с зажжённой свечой в руке.
— Прочитали, барышня? — спросила она.
— Читаю я, — лениво отозвалась она, вытягиваясь на своей кровати, — читаю я. Да вот в темноте остановилась. Передай Ивану Кузьмичу, к утру закончу.
— Чудные вы, господа, — оставляя свечу на столике рядом с кроватью, пробормотала Сонька, — то хотите читать, то не хотите, запутаешься с вами.
Её шаги ещё не успели затихнуть в коридоре, а Анна уже держала последнюю страницу книги над свечой. Чёрные кривоватые буквы проступили очень быстро, строка за строкой.