Крепы

Бородыня Александр Сергеевич

Но, конечно, никакого пофазного отключения не последовало. Робот шагнул к стене, протянул руку и дернул рубильник. Вспыхнул свет. Рука, лежащая на деревянной рукоятке рубильника, была одета в белую перчатку.

— Встаньте в угол! — Со всею ясностью я увидел имитацию ласковой улыбки.

— Куда?

Только теперь сообразив, какую ошибку совершил, увлекшись чудом техники, я сосредоточился на все еще раскрытой пластиковой его груди. Конечно, если ударить по скуле, я ничего не добьюсь. Я вообще не смогу его ударить — у него должна быть идеальная реакция.

Но если что-нибудь кинуть, если попасть прямо внутрь, в дверцу?..

— К стене! — повторил робот, и рука в белой перчатке показала мне, куда именно я должен встать.

В бетоне слева раскрылась небольшая квадратная ниша, в нише стоял черный телефонный аппарат. Рука в белой перчатке сняла трубку, а другая рука уже протянулась к металлическому диску. Я швырнул фонарик. Удачно. Фонарик попал прямо в нутро робота. Рука уронила трубку и задергалась в воздухе.

— Вы нанесли мне повреждение… Вы нанесли мне повреждение… — Теперь это был уже механический голос машины, лишь срывающийся на мягкий баритон. — Параметры повреждения…

Фонарик застрял, и по серебристому корпусу побежали коротенькие искорки. В сыром воздухе возник легкий запах горелой изоляции. Глаза робота, моргая, некоторое время смотрели на меня, потом погасли. Я озирался, как дурак. Теперь в ярком электрическом свете можно было как следует все осмотреть, но осматривать было нечего — только бетонные стены, низкий потолок, и роботы в черных костюмах, выстроенные в ряд слева от двери.

Телефонная трубка повисла на растянувшемся черной спиралью шнуре. Раздался гудок, потом неприятный голос:

— Кто вызывает штаб? Какого черта? Штаб слушает!

«В деревне нет телефона! — подумал я. — Наверное, какой-то внутренний телефон, да, просто полевой телефон! Если они сюда провели электричество, значит, у них достаточно средств».

— А-л-ло!

Мой кулак рефлекторно рванулся к улыбающемуся лицу, к раскрывшимся губам и налетел, естественно, на скрытый под искусственной кожей металл. Я потер ушибленный кулак о ладонь. Рука в белой перчатке поднесла трубку к уху, рука робота даже не дрогнула.

Я повернулся и увидел, что все оставшиеся восемь роботов активизированы. Все они теперь смотрели на меня. Улыбаясь.

— Полевой штаб, — сказали в трубке. — Что у вас там случилось?

— Неприятности у нас. — Свободной рукой робот указал на открытую дверь. — Одна из машин повреждена.

«Кто их включил? — мелькнуло у меня. — Бежать?»

Но еще один черный костюм уже загородил выход. Он продолжал улыбаться. Пиджак чуть топорщился на узкой груди. Он не вошел еще до конца в рабочий режим; движения показались мне несколько замедленными, но прорываться сквозь этот улыбающийся костюм было все равно, что прорываться сквозь стальной лист. Первый робот так и стоял с телефонной трубкой в руке. Я попятился. Слева от меня оставались другие семеро, а справа из стены двумя толстыми медными концами торчал оголенный кабель. Кабель наверняка был под напряжением.

VI

За неприятной тишиной со всею отчетливостью можно

было уловить звук мотоциклетного движка. Мотоцикл подкатил к бункеру и остановился. Скрипнули чьи-то шаги. Один человек? Судя по шагам, один… Наверное, живой. Если бы это был мертвый, я бы его не услышал.

«Все-таки глаза неважно у них смотрятся, — думал я, вглядываясь в девять пар горящих искр. — Обойдется без рукоприкладства. Сейчас дотронусь до кабеля и сгорю. Один уголь останется. Интересно, какое здесь напряжение?»

— Какое здесь напряжение, ребята? — спросил я как мог бодро.

— Убейте его! — сказал тот же голос в трубке.

— Он живой! — возразил робот.

— Пусть будет мертвый. С мертвым мы справимся. Мы выслали патруль на мотоцикле.

— Патруль?

— Вы убейте этого парня, а они его тогда арестуют. — В трубке отчетливо захихикали. — В плен его возьмем.

Блестящие лакированные ботинки роботов, медленно переступали по бетонному полу, оттесняя меня, и, чтобы не дотронуться до кабеля, я уже выгибался весь, когда вдруг зашуршали крылья и черная птица ворвалась в бункер. На полной скорости она атаковала лампочку. Лампа погасла. Какого черта?! Роботы, уж наверное, видят в инфракрасном, а я как раз нет.

Но птица, к счастью, изменила тактику. Вцепившись когтистыми лапками в стриженую голову робота, пернатое исчадье наносило теперь быстрые удары клювом прямо в фотоэлементы. Костюм загудел, и это уже не было человеческим голосом. Растопырив руки, он завертелся на месте, и я смог проскочить мимо него на лестницу. Остальные шагнули следом, все разом. Я захлопнул дверь и задвинул толстую металлическую щеколду. Стало темно. Изнутри раздавались удары железных кулаков и шипение взбешенной птицы.

В проем над лестницей заглядывал худенький офицер. В рассеянном слабом свете, все же просачивающемся через щели, ясно различался серебряный череп на его черной фуражке. Я снова видел мертвых? Точно, я снова видел мертвых. Наверное, нужно было очень сильно испугаться, чтобы зрение вернулось. Но меня уже не интересовали причины, главным было то, что вернулось оно как раз вовремя.

— Выходите, — сказал неуверенным голосом офицер. — Выходите, иначе я буду стрелять!

— Да стреляй ты сколько хочешь!

Пули, выпущенные в упор, слегка щекотали мне щеки и грудь, когда я поднимался по крепким бетонным ступеням. Немец стрелял из «вальтера», а когда я был уже наверху, схватил автомат. Но я не люблю щекотки. Автомат полетел в одну сторону, фуражка с черепом — в другую, и нацист рухнул вниз, в проем. Было слышно, как он воткнулся головой в железную дверь.

Возле бункера остался немецкий мотоцикл с коляской. Горела фара. Потрескивал мотор на холостом ходу. Из коляски раздавался сочный храп мертвеца. В небо целился ствол пулемета. Пулеметчик крепко спал, от него воняло шнапсом. Протянув руку, я выключил мотоциклетную фару. Медленно светало. Небо из черного сделалось грязно-серым, низким и противным. Я надвинул пилотку со свастикой на нос пьяного солдата и быстро зашагал по полю.