Крепы
Шрифт:
— Вот он! — сказала Анна.
— Кто? — обернулся Алан к ней.
— Желтый!
Анна все так же стояла у стены. У меня создалось впечатление, что ее почти парализовало. Она указывала пальцем. Так же, как Кромвель сидел на плече Олега, на плече одного из роботов сидел неприятный коротышка в желтом костюме. Я увидела его, проследив за направлением пальца.
— Знакомая фигура! — сказал Алан и поднял свою винтовку. — Один раз у меня уже получилось… — Он тщательно прицелился. — Почему бы и второй раз…
— Был бы телефон, — вздохнул мальчик, отступая внутрь комнаты и устало
— Вряд ли! — сказал Алан и дважды выстрелил. — Но ты скоро с ней увидишься. Я так думаю!
Пули не причинили желтому коротышке никакого вреда. Он только повернулся, как на трибуне, на черном плече робота и демонстративно вытянул часы из кармана жилетки. Проплыла с ревом тень еще одного самолета. Присмотревшись, я увидела, как солдаты разворачивают свое оружие: мне показалось, что медные стволы теперь направлены прямо мне в лоб. Что-то сильно скрипнуло под полом. Тимур осторожно вынул пальцы из моей головы и взял саблю. Все смотрели на люк, ведущий в погреб.
— Не стреляйте… — раздалось снизу. — Свои!
Люк распахнулся. Высунулась голова в треухе, сизое от щетины лицо. Партизан тоже чему-то улыбался, он прищуривался, не в состоянии сразу привыкнуть к солнечному свету. Тимур положил саблю на стол и снова взялся за меня.
— Скажи, — одними губами проговорила я, когда глаза мастера оказались напротив моих. — Скажи.
— Не понимаю, чего они ждут… — сразу потеряв интерес к люку, сказал Алан. — Почему они не нападают на нас!
— Им спешить некуда, — партизан в треухе зачем-то вытер ноги о половичок у двери, — они, считайте, уже победили!
Из погреба один за другим поднимались мертвые; судя по обгоревшей одежде и окровавленным бинтам, им сильно досталось минувшей ночью. Алан Маркович зачем-то перезарядил винтовку и снова выстрелил.
— Зачем пожаловали-то? — спросил он, больше не поворачиваясь к неожиданным гостям.
Угрюмо улыбающиеся люди пожимали плечами. Кто-то из них уже присел, а кто-то топтался у двери. Но сразу было понятно: ни один из них ясно на вопрос этот ответить не может, потому что и сам не знает, зачем он пожаловал.
— Будем биться, — обещал Алан и опять выстрелил. — Скользкая какая эта желтая бестия, не берет его пуля!
— Все скоро закончится… — добавил Олег. — Чуть-чуть погодите, ребята. Повоюем еще… Там! — Он указал рукой почему-то в потолок. — Это скоро…
Я отчетливо увидела, как желтый щелкнул крышечкой часов.
— Ты любишь меня? — шепотом в самое ухо спросил Тимур.
Поднялись и шагнули через лежащий на земле медный провод, в котором снова не было электричества, наверное, три десятка солдат. Француз поднес фитиль к основанию медного ствола. Орудие танка ударило прямо в окно, но от разрыва снаряда только мертвые в доме повскакивали со своих мест.
— Люблю! — сказала я и поняла, что вернулся голос. — Люблю!
Изба наполнилась дымом, и несколько секунд ничего нельзя было разглядеть. Потом я увидела, как трясется входная дверь и одновременно в окно пытаются пролезть несколько мертвых солдат — все вперемешку: русские, немцы в рогатых касках, французы. Зачем только?
Моя голова была закреплена на стержне посредине избы, и ее могли в любую минуту просто опрокинуть на пол. В таком случае я уже ничего не увижу. Пытаясь понять, что происходит, я вглядывалась в пустое пространство над головами солдат. Когда Алан Маркович бил штыком, скидывая их, пространство это резко увеличивалось и тут же сокращалось под напором новых тел. Партизаны стреляли из глубины комнаты, Анна стояла у стены, все такая же неподвижная, бледная, а Олег подавал моему любимому мастеру какие-то шестеренки. Потом дверь упала, и на пороге завязалась кровавая рукопашная драка.
Одна из пуль подожгла дом — пламя метнулось по кровати. Анна сделала трудный шаг — схватила какую-то тряпку и попыталась сбить пламя. Красный плащ на ней вспыхнул. Анна кричала от боли. Мешая мне видеть, Тимур зачем-то сжимал мою голову в своих дрожащих ладонях. Он что-то шептал.
И тут я поняла. Наконец я разглядела за дымом и возней несчастную похоронную процессию. Магнитофон заедало, музыка звучала неровно, она накладывалась на шум сражения, но была как бы совершенно отдельной. Я поняла все, когда увидела, как пьяный мертвый полицай пытается стереть жирные капли пота с лица монтировщика сцены, а Свирид Михайлович его даже не замечает. Только капли будто подсыхают на сизых небритых щеках.
Все происходящие вовсе не было смертельной атакой, просто мертвые пришли попрощаться с живыми.
VI
Было тихо. В натянутом медном проводе гудело электричество. Провод подрагивал, как струна. Любой прикоснувшийся к нему человек моментально обратится в угольную пыль. Тонкая эта струна, со всех сторон охватывающая дом, как бы разделила пространство на две части. В одной части была похоронная процессия. Она застряла посреди улицы. Гроб поставили на землю, магнитофон выключили. Несчастный Свирид Михайлович бродил вдоль заборов, пытаясь найти источник электричества и отключить.
В доме оставались Алан Маркович и Тимур. Анну я долго не могла разглядеть и думала, что она исчезла, так же как исчезли разом солдаты всех враждующих армий, так же как исчезли танки и мотоциклетки. Анна без сознания лежала на полу вне поля моего зрения.
— Все кончено! — сказал Алан Маркович и опустился на стул, где еще минуту назад сидел Олег.
Кромвель порхнул через комнату, и маленькие лапки вцепились в плечо отца, теперь уже окончательно потерявшего своего сына.
— Мне так не кажется! — возразил Тимур. — Посмотрите… — Он дернул и оторвал обгоревшую занавеску. Прямо под окном вокруг колодца ожидали молодые люди в черных костюмах. — Не оставят они нас в покое. Вот только не пойму я, чего они ждут!
— А этот почему цел? — Присмотревшись как следует, мастер даже присвистнул от удивления: он почти что высунулся в окно, пытаясь разглядеть противного желтого лилипута, все так же гордо стоящего на черном плече робота. — Все, значит, ушли, а он остался. Интересно, как это ему удалось?!