Крепы
Шрифт:
Но не я одна заметила приближение катастрофы.
Впервые Эльвира открытым текстом велела мне соединиться с Тимуром месяц назад. Она сказала, что сейчас в другом месте, далеко от города, готовят новых крепов. Они будут созданы из роботов, подобных Ипполиту, и подневольных мертвых солдат. Она сказала, что после того, как пути живых и мертвых разойдутся, крепы окончательно обретут свою силу, и чем больше их будет в нужный момент, тем эта сила, соответственно, будет больше.
На нас с Тимуром давили с двух сторон. Как городское начальство узнало о моем разговоре с Эльвирой, понять трудно, но сначала с нами
IV
Первое из чувств, вернувшихся ко мне, было обоняние. Тимур когда-то запустил этот механизм.
Пребывая без зрения и без слуха, не в состоянии ничего нащупать, не в состоянии двинуться, я ясно ощутила легкий запах гари. Я поняла, что каким-то образом атаку отбили и мастер занят своей куклой. Оценивая запах, я догадалась, что пожар был небольшой и огонь уже погашен. Вонь горелых тряпок смешивалась с запахом духов; это были духи Анны, и по тому, как усиливается и ослабевает этот запах, я могла бы определить, на каком расстоянии от меня она находится. Чуть позже я ощутила запах рук. Будто сердце забилось. Тимур опять прикасался ко мне — он был совсем рядом, я могла уловить запах его дыхания.
«Хотели поджечь! — подумала я. — Для живых — электрический ток, а для мертвых — обыкновенное пламя. Они не знают, что мертвые не горят…»
После пожара, устроенного крепами в стационаре, многие не вернулись, но они не исчезли, не погибли совсем, и об этом знала лишь я одна. Пламя навсегда разъединило их с этим миром, и они замыкались в том, другом мире, куда, может быть, уже через несколько минут уйдет все невидимое.
Что происходит с мертвым потом? Мертвый так же материален, как и живой, но материя, из которой он состоит, в сотни тысяч раз легче. В плотном мире это даже не материя — просто пучок света, колебание электронов. Наверное, и они не вечны, наверное, они так же, как и живые, уйдут, сменят форму, истончившись до логического нуля. Ту пыль, тот тончайший металлический кокон, который заменил мне теперь все прочие ощущения, наверное, можно было сравнить с каким-то чисто человеческим состоянием. Я испугалась и не стала об этом думать.
Вслед за обонянием ко мне вернулся слух. Несомненно, Тимур скоро вытащит меня из этого мрака. Поскрипывали полы. Я догадалась: это Алан Маркович нервно расхаживает из угла в угол.
— Куда они все исчезли? — спросил он.
— Если бы они еще и не появились больше! — отозвался Тимур. Голос мастера прозвучал совсем рядом, в нескольких сантиметров от моего уха.
— И я бы тогда не вернулся… — сказал мальчик, сказал очень-очень тихо. Он всхлипнул и добавил: — Там… — еще один всхлип, — там…
— Что там? — напряженным голосом спросила Анна. — Ты видел, что там? Ты запомнил?
— А вы не видели?
— Нет… Я была без сознания.
— Там то же самое, — сказал, немного подумав, мальчик. — Только там нет живых. Та же самая деревня… Для вас разом исчезли все солдаты, и вы исчезли для них. — Голос его звучал совсем уже испуганно. — Папа, — сказал он, — папа, я не хочу!
«Не отбили они
Прислушавшись, я уловила множащиеся за окном голоса, команды, смешки, лязг оружия… И вдруг — треск крыла и птичий голос… Рядом запищал Кромвель, порхнул через комнату.
— Да тише ты, — зло сказал Тимур. — Тише… Если вы мне будете мешать, я никогда ее не восстановлю.
Сколько лет я знаю Кромвеля, но так ничего и не поняла: то воробей прикипит к живым, то он неделями общается только с мертвыми, то предупреждает об опасности, когда крепы поджигают город, то бежит вместе со мной и Тимуром, добровольно впорхнув в клетку.
— Не знаю… Не знаю, что это было! — сказал Алан. — Хотя догадаться, наверное, можно.
Тимур что-то во мне передвинул: перед глазами замаячила сероватая пелена. Зрение возвращалось, но видеть я пока могла только одни тени.
— Кажется, нас не будут больше обстреливать, — сказал Алан. Судя по скрипу его шагов и шороху занавески, он подошел и выглянул в окно. — Кажется, нас просто убьют!
— Каким же образом убьют? — не поворачиваясь к нему, поинтересовался Тимур. Он всецело был погружен в свою работу, он все еще пытался восстановить меня полностью.
Налетел, будто с порывом ветра, похоронный марш, лязгнули гусеницы огромного неуклюжего танка.
— Роботы! — сказал с каким-то особым чувством Алан. — А может, и не роботы. Может, это уже и крепы!
V
Пошевелиться я так и не смогла, впрочем, я вполне могла поворачивать голову. Обзор круговой, но ни речи, ни движения. Какое может быть движение, когда у тебя нет тела? Оказывается, этот дурак, не имея возможности починить как следует, просто разобрал меня, чтобы в последний раз поговорить.
Моя голова поворачивалась на длинном металлическом стержне, ранее служившем мне позвоночником, а стержень Тимур закрепил посредине стола.
Наверное, я пошевелила губами, потому что он пробурчал неуверенно, будто отвечая на мой вопрос:
— Погоди, погоди немножко… Сейчас можно будет говорить. — Я не видела его пальцев, потому что они находились где-то на уровне моей шеи, но я чувствовала их жесткие, быстрые прикосновения. — Минуточку еще потерпи!
Сваленные кучей, мои руки и ноги покачивались на кровати, там, где еще недавно лежал раненый поручик. Блестели в солнечном свете все мои шестеренки, проводки, соединения, деревянные точеные части. Разглядев белые осколки фарфора, я поняла, что левая кисть безнадежно раздроблена, и от этого ощутила беспомощность и стыд.
— Глупо! — сказал Алан Маркович, он так же, как и раньше, стоял с винтовкой у окна и выглядывал наружу. — Не пойму я, зачем вы ее чините?
Мальчик тоже подошел к окну. Воробей, вцепившись лапками, сидел на его плече.
— Какие странные крепы! — сказал мальчик.
Кромвель неприятно зашипел. Никогда я не слышала такой ярости в голосе этой маленькой птички, такой ненависти. Алан приподнял занавеску, и я увидела роботов. Они стояли открыто — молодые люди в черных костюмах и начищенных ботинках. Они что-то обсуждали и улыбались. Гул самолетного двигателя. По земле скользнула огромная крылатая тень.