Крещение огнем. «Небесная правда» «сталинских соколов» (сборник)
Шрифт:
– Ты что, никогда по приборам не летал? – спросил на земле Омельченко.
– Летал, – виновато и подавленно ответил Ковалев. – Правда, маловато.
– Значит, надо больше сидеть в тренажере. Тренироваться под колпаком.
– Да я и так все свободное время тренируюсь. Разрешите лучше, товарищ подполковник, летать мне днем. На любые задания.
– Днем тебя собьют в первом же полете! Ты что, не знаешь, что против нас фрицы посадили эскадру «Удет»? Там все асы. А что ночью –
Ковалев опустил голову. Негромко произнес:
– Боюсь. – Достал папиросу, помял. – В предпоследнем полете я над Севастополем, когда меня ослепил прожектор, потерял пространственное положение. Не знаю, каким чудом вывел самолет у самой земли…
Так вот оно в чем дело!
– А чего же ты молчал, сразу не признался?
– Стыдно было.
– Это пройдет. Не ты первый и не ты последний. Слетаю с тобой еще ночью. Не так страшен черт, как его малюют. Освоишься…
С аэродрома Омельченко направился в штаб: может, что-то известно о Бергисе. Просил о любых осложнениях в штрафбате звонить, в этом случае подполковник готов был обратиться к командующему фронтом.
Но звонка не было, и летчик По-2 пока о возвращении своем не сообщал.
После обеда экипажи пошли отдыхать перед боевым заданием. Омельченко тоже должен лететь, вести свой полк на бомбежку порта. Накануне он спал плохо и чувствовал усталость. Но сон не шел. Повертелся с боку на бок, встал и хотел сесть за стол, написать письмо жене, как вошел дежурный и негромко, чтобы не разбудить отдыхающих, доложил:
– По-2 возвращается.
– О Филатове не сообщили?
Дежурный пожал плечами.
– Диспетчер ничего не сказал.
Омельченко заторопился на аэродром.
По-2 приземлился минут через десять. Летчик выключил мотор, вылез на крыло и стал помогать Бергису, который почему-то не поднимался с места и, как показалось подполковнику, был бледен и беспомощен. Уж не ранен ли? Тихоходный «рус-фанер» мог атаковать любой немецкий самолет, повстречавшийся на воздушных дорогах.
Бергис действительно был бледен, и кожаный реглан спереди заляпан остатками пищи. Эк его укачало, беззлобно подумал Омельченко. Вроде и болтанки особой не должно быть.
Старшина Вавилов, летчик По-2, пояснил:
– «Мессер» погонялся, вот и пришлось сальто-мортале крутить.
Бергис отряхнул перчаткой блевотину, зло посмотрел на подполковника и, не говоря ни слова, пошел с аэродрома.
– А Филатов? – вырвалось у Омельченко сквозь страхом стиснутые спазмы горла: не успели!
– Доставили, – весело подмигнул Вавилов. – Надеюсь, в целости и сохранности и не таким обрызганным, как наш опер. Он перед полетом спросил у меня, правда ли, что в небе есть воздушные ямы. Я показал ему, – Вавилов громко захохотал. – За то, что он меня накануне всякими каверзными вопросами чуть с ума не свел. – Вавилов оборвал смех и полез на крыло, открыл во второй кабине сзади багажник, и оттуда высунулась в солдатской шапке голова Филатова.
– Ну, чудеса в решете, – подивился Омельченко. – Как же он там поместился?
– Жить захочешь – в спичечной коробке поместишься, – усмехнулся Вавилов. – Да и на солдатских харчах, как видите, он не очень раздобрел.
Филатов между тем полностью выбрался из своего убежища и, спрыгнув на землю, бросился с объятиями к подполковнику. Уткнулся лицом в меховую куртку и сквозь слезы стал благодарить:
– Спасибо, товарищ командир. Век перед тобой в долгу.
– Хватит, хватит, – успокоил его Омельченко. – И слезы тут ни к чему. Радоваться надо, что вернулся. Магарыч с тебя, – заключил с усмешкой.
– Само собой, – улыбнулся и Филатов, отстраняя лицо от куртки. – Будет магарыч, из-под земли достану.
3
…12 февраля 1944 г. проведено совещание руководящего состава ВВС военных округов и военных учебных заведений. На совещании Военный совет ВВС потребовал от его участников принять действенные меры по ликвидации предпосылок к летным происшествиям, по укреплению воинской дисциплины…
(Из летной книжки А.М. Омельченко)
Все повторялось так, как десять лет назад: самолет лез с креном ввысь, не слушаясь рулей управления, готовый вот-вот сорваться в штопор. Видимо, техник, выполнявший накануне регламентные работы, плохо закрепил ручку управления. На взлете она держалась, а на вираже отсоединилась от перегрузки. В передней, пустой, кабине тоже была ручка. Она мозолила глаза и будто подсмеивалась над летчиком: вот, мол, я совсем рядом, а попробуй, дотянись! Надо же было додуматься сесть во вторую кабину! Привык летать там за инструктора…
Он попробовал вывести самолет из крена ногой, нажал на левую педаль, самолет стал еще круче заваливаться на левое крыло. А правая педаль еще больше увеличила угол набора. Скорость падала, перкаль По-2 начала вибрировать – критический угол атаки, за ним – штопор. И повеяло откуда-то смрадным холодом. «Конец!»
А все шло так здорово. В 19 лет поступил в летную школу, в 21 стал пилотом штурмовой авиации, в 23 назначили командиром звена. И вот эта коварная ручка управления! По-2 дрожит как в предсмертной агонии. Если бы добраться до передней кабины! Руку срывает с козырька сильным потоком ветра.