Крещенные кровью
Шрифт:
Дежурный смутился, усыпанное конопушками лицо вытянулось, а нижняя губа едва заметно задрожала.
– Н-никак нет, – выпалил он, заикаясь.
– Так вот, – человек в плаще взял со стола документы задержанных и положил их в карман плаща, – вещи перенести из подсобки в вагон, который стоит в тупике. Его прицепите к ближайшему поезду на Москву! Вопросы есть, товарищ Сарайкин?
Услышав свою фамилию из уст большого начальника, дежурный клацнул зубами, побледнел и, чтобы удержаться на ослабевших ногах, схватился за спинку стула.
– Никак нет, все немедленно исполним! – рявкнул он на одном дыхании. – Я уже сейчас…
Выйдя из-за стола, он боком, боясь коснуться начальника, просочился между ним и стеной и стремглав выскочил из кабинета.
– Почему так долго, Василий? – спросила женщина, глядя на «незнакомца» с укором.
– Извини, дела задержали, Альбина.
– Так что, ты нам поможешь?
– Уже помог, сама видела…
Василий вернул «супругам» бумаги, к которым добавил плотный пакет.
– В нем документы на все случаи жизни, – пояснил он, оглянувшись на дверь. – Предъявляйте их в крайнем случае, когда меня не окажется рядом. Ваш вагон будут перецеплять по всему пути следования, пока не доберетесь до места.
– Ты не проводишь нас, Василий? – спросила жалобно женщина. – Я понимаю, ты человек занятой, но без тебя… Я боюсь, что фараоны вокзальные…
– Я провожу вас, – успокоил ее Василий, и в этот момент в кабинет ворвался дежурный.
– Все в порядке, товарищ… – он осекся, вспомнив, что человек в плаще запретил называть его фамилию. – Вещи уже грузят в указанный вагон.
– Я сам прослежу за погрузкой и прицепкой вагона к составу, – кивнул Василий. – Кстати, далеко ли ближайший поезд на столицу?
– Будет через полчаса, – доложил дежурный.
– Вот и отлично, я подожду.
21
Было раннее майское утро. Трава и цветы сверкали росой, на деревьях и крышах домов щебетали птицы.
В зал судебного заседания в сопровождении двух конвойных смело и уверенно вошел молодой мужчина.
– Он! – шепотом пронеслось по залу.
Четверть часа спустя вновь открылись двери, появились три человека в военной форме. Убедившись, что все участники процесса в сборе, а обвиняемый доставлен, председатель приступил к допросу.
Первый же вопрос председателя суда изумил подсудимого. Его расспрашивали, имеет ли он любовницу на стороне, каков размер его зарплаты, как давно виделся с младшим братом, и где тот сейчас.
Обвиняемый отвечал на вопросы судей честно, без утаек и с язвительной улыбкой на губах. А в конце он заявил, что ни в чем себя виновным не признает и ожидает справедливого приговора.
После такого смелого и прямого заявления как члены суда, так и присутствующие в зале недоуменно переглянулись. Прокурора передернуло. Он поднял голову и бросил грозный взгляд на Горового, от которого тот вжался в стул.
Тем временем обвиняемый продолжал говорить. Он объяснил, что всегда честно служил молодому Советскому государству, а дело против него умышленно сфабриковали враги.
– Ума не приложу, кто «хозяин» Горового, – заканчивая свою речь, заявил обвиняемый, – но Дмитрий Андреевич старался изо всех сил ему в угоду. Я работал, а он пенки снимал… – он отыскал глазами опустившего голову начальника. – Я обвиняю его в двурушничестве и предательстве!
При последних словах Горовой поднял склоненную голову и полными муки глазами посмотрел на оратора. Председателю «тройки», видимо, тоже пришлось не по нраву заявление обвиняемого. Он прервал его речь строгим замечанием:
– Ваша обязанность, обвиняемый Калачев, давать правдивые показания и приводить веские доводы в свою защиту. Зарубите себе на носу раз и навсегда: сегодня судят вас, а не Дмитрия Андреевича Горового!..
Суд продолжался до полудня. А к завершению процесса судьи, посовещавшись на месте, тут же зачитали, видимо, заранее заготовленный обвинительный приговор.
– Двадцать лет лагерей, без права на переписку! – объявил председатель тройки, закрывая папку с делом.
По приговору суда «тройки» десять скопцов из коммуны были осуждены на длительные сроки и отправлены в лагеря. Остальных передали родственникам с приказом: «Не заниматься сектантством, а то хуже будет!»
Всех оставшихся на свободе членов Пронькиной банды переловили достаточно быстро. 15 апреля 1933 года 16 участников банды были приговорены к расстрелу, а остальные – к различным срокам в ГУЛАГе. 21 апреля 1933 года коллегия ОГПУ на своем заседании вынесла приговор убийцам, торговавшим в Оренбурге человеческим мясом. Саляхутдина Гимметдинова и Хасана Алеева повторно приговорили к расстрелу, приговор был приведен в исполнение 11 мая.
Решение суда «тройки» конечно же потрясло Степана Калачева, но не надолго. Пока жив человек, жива и надежда. Вскоре им овладело необъяснимое спокойствие. Степан даже ощутил облегчение от того, что исчезла так долго тяготившая душу неизвестность.
Калачев уже три недели находился в тюрьме, ожидая отправки. И вдруг, неожиданно, исполнилось самое заветное его желание. Однажды ночью загремели засовы, открылась дверь, и на пороге камеры показался ненавистный Горовой. Он немного постоял в дверном проеме, после чего сказал: