Крест и клинок
Шрифт:
В сумерках, когда раздался свисток комита, и Гектор, встав на колени, положил голову на гребную скамью, он, засыпая, слышал, как Карп вдыхает и выдыхает воздух своими дырами на лице.
Шевалье Адриен Шабрийан вернулся на свой корабль к Празднику галер. Пьекур готовился к этому важному дню, по своему обыкновению, дотошно и тщательно. Большой синий с белым полог был снят и убран, а галерники мыли и драили палубу до тех пор, пока та не заблестела. Портовые маляры и позолотчики поновляли резные украшения галеры. Парусные мастера сшили и приладили новые пологи и парусиновые навесы для полуюта, потратив на них не один отрез бархата и парчи и украсив все золотой бахромой. Мачта, реи и все снасти «Герасима» были увешаны разноцветными флагами и значками, на некоторых красовались королевские лилии Франции,
Ровно в полдень шевалье поднялся на борт, и с ним гости — несколько высокородных господ и богатых купцов с женами, все ради такого случая разодеты в пух и прах. Они не спешили, с восторгом рассматривая замечательную картину: весь флот, галера за галерой, стоял строем на якоре, флаги и вымпелы трепетали на легком ветерке, весело выкрашенные весла, закрепленные под углом вверх, походили на крылья птиц. Затем гости приступили к великолепной трапезе, усевшись за столы, поставленные на полуюте и накрытые белыми скатертями. Все это время на борту не было ни слышно, ни видно ни единого гребца. Гребные скамьи «Святого Герасима», обитые кожей, начищенной до блеска, пустовали, пока гости шевалье наслаждались трапезой из семи перемен. Только когда они занялись десертом, запивая его сладким савойским вином, Пьекур, стоявший позади, шагнул вперед, и его свисток выдал единственный долгий заливистый звук.
Гектор, Дан и двести других галерников провели последние четыре часа на корточках, прячась за скамьями. Пьекур обещал всыпать тридцать горячих всякому, кто испортит сюрприз, который он приготовил для гостей капитана. Услышав сигнал, гребцы, набрав побольше воздуха, все разом выкрикнули:
— Хо!
Одновременно они вскинули вверх правые руки с растопыренными пальцами. Гости шевалье, вздрогнув от этого звука, который, казалось, донесся из чрева судна, увидели лес рук, появившийся над скамьями.
— Хо! — повторили невидимые гребцы и подняли левые руки, и количество рук вдруг удвоилось.
— Хо! Хо!
Теперь они поднимали поочередно то одну руку, то другую.
— Хо! — на этот раз галерники легли на палубу и замахали правыми ногами над скамьями, потом левыми.
Гости взирали в изумлении. А гребцы сели и все разом вытянули головы над скамьями. На каждой голове была красная тюремная шапка, выданная арсеналом, так что казалось, будто некое поле вдруг процвело россыпью красных цветов. И так далее. Более двух сотен гребцов давали представление, которое Пьекур репетировал с ними много дней подряд — они вставали, садились, снимая с себя рубашки, раскрывали рты, кашляя в унисон, кланялись зрителям, сняв шапки, снова надевая их, и наконец все, обнажив торсы, застыли, глядя на зрителей. После чего, гремя цепями, устроили шамад — барабанный бой, означающий сдачу осажденной крепости, пока Пьекур не издал последний резкий свист и все галерники резко остановились, опустили руки по швам и застыли безмолвные, по стойке «смирно», глядя прямо перед собой.
Высокие гости разразились бурными аплодисментами.
Глава 15
«Святой Герасим» дрейфовал в индигово-синем море в миле от берега, где сразу за тесным скоплением зданий маленького мавританского городка поднимались первые отроги Берберийских гор и река выбегала из горной расщелины, а на взморье перед городком стояло на якоре с дюжину фелук и других суденышек, на которых не видно было ни души. На берегу тоже было пусто, если не считать гребных лодок, брошенных моряками, бежавшими со своих кораблей, едва «Герасим» показался на горизонте. Появление галеры застигло их врасплох. Когда-то стены вполне способны были защитить городок от всего, кроме продолжительной осады, а сам городок не стоил тех усилий, которые враг должен был бы затратить на его взятие. Поэтому внимание первоклассного боевого корабля возбудило у горожан некоторое недоумение, но сильно они не тревожились. Они смотрели, как пришелец спокойно стоит вблизи города, и весла время от времени шевелятся, удерживая его на месте. Более наблюдательные горожане, однако, заметили и нечто необычное в этом незваном госте. Галера стояла неровно, имея большой крен на нос.
На борту «Герасима» первый помощник Пьекур тоже был встревожен — но по другой причине. Наутро после Праздника галер шевалье вызвал к себе Пьекура и младших комитов, чтобы сообщить им, что галера выходит
Но худшее было впереди. Утром «Герасим», собираясь покинуть марсельскую гавань, подошел к дальнему концу внешнего причала, чтобы перегрузить с арсенальной пороховой баржи опытный боеприпас для этой пушки — сотню полых литых железных шаров, наполненных взрывчатым веществом, и еще пятьдесят бочонков высококачественного пороха для зарядов самой пушки. Порох сложили в пороховой погреб галеры, но бомбы — так назвал пушкарь, сопровождавший груз, эти тяжелые круглые снаряды — требовалось хранить отдельно. Некоторые уже были наготове, снабжены запалом и обмазаны липким дегтем. Очевидно, предполагалось, что их следует обсыпать порохом непосредственно перед тем, как они будут вложены в ствол. По идее, пушка должна послать бомбу высоко в воздух, при этом дегтярно-пороховая обмазка воспламенялась, и когда бомба вспыхнет в небе, загорится и ее запал. Попав в цель, снаряд сметает все на своем пути и пробивает любую преграду, а затем взрывается, круша все вокруг. И лучше не думать о том, что случится, если запал загорится слишком рано и бомба разорвется прежде времени в самой пушке. «Герасим» как раз и должен был испытать надежность этого оружия.
— Как думаешь, пушка с этими бомбами будет стрелять? — спросил Гектор Дана.
Они сидели, жарясь на солнце, прикованные к гребной скамье, и ждали приказа, а галера дрейфовала по не тронутой ветром глади.
— Не знаю, — ответил мискито. — Я слышал о ней в оружейной арсенала, но никогда сам не видел. Она стояла в пушечной.
— Но ведь мортирщик узнал тебя, когда поднялся на борт.
— Он пару раз приходил к оружейникам, когда я работал с ними, и спрашивал, не может ли кто придумать, как лучше сделать один из этих новых запалов. Там, в оболочке бомбы, стоит такой стержень, ударник. Когда бомба попадает в цель, ударник должен выбить искры из кремня и зажечь порох внутри бомбы, как в мушкете. А о кораблях, насколько я могу судить, он мало что знает. Он изобретает свое.
— Неужели не могли найти какого-нибудь более морского человека? Он маялся от морской болезни всю дорогу от Марселя досюда.
Сам Гектор то и дело оглядывался через плечо, чтобы посмотреть на африканский берег.
— Наверное, галера — самое подходящее место для его мортиры — так он называет это огнестрельное орудие, — потому что штука эта слишком тяжелая и неуклюжая, чтобы перемещать ее по суше, — продолжал Дан. — А вот на корабле можно отвезти пушку туда, где она понадобится, и с галеры легко нацелить ее очень точно, подвигая корабль так, чтобы совместить дальность полета и нужный угол, и тогда она бросит свои бомбы точно в цель…
Его объяснения были прерваны голосом Пьекура.
— Эй ты там! Поднимись на рамбаду. Бомбардир требует тебя. — Первый помощник стоял на помосте, указывая на Дана. — Закрепи свое весло и бери с собой своих товарищей. — Он нагнулся, чтобы отпереть замок на цепи и освободить их, но когда Карп и вог аван Иргун тоже приподнялись, Пьекур угрожающе поднял кнут. — Оставайтесь на месте! — приказал он.
Дан, Гектор и Бурдон поднялись на фордек. Пушкарь возился с мортирой. Она стояла на массивных полозьях, прикрепленных к палубе гвоздями и цепями. Рядом на большом подносе лежали бомбы, моток запального шнура и несколько запалов, которые нужно было испытать. На безопасном расстоянии, принайтованные к поручням, стояли бочонки с порохом.