Крест и корона
Шрифт:
— Съешьте это печенье сами, — велела я. — Господь не хочет, чтобы вы раздавали его во время Хеллоуина.
Марта обняла меня за шею и поцеловала. Я почувствовала ее влажные губки у себя на щеке.
— Я люблю вас, сестра Джоанна, — сказала она звонко.
— Я тоже люблю вас всех, — ответила я надтреснутым голосом.
Этель испуганно смотрела на меня.
Я сняла руки Марты со своих плеч и отодвинулась. Неловко махнув ребятишкам на прощание, я оставила их в кладовке и направилась в спальню для послушниц.
23
На следующий день солнце скрылось.
Перед этим, в последнюю неделю октября, стояла хорошая погода.
Однако ночью накануне Дня всех святых поднялся холодный, пронзительный ветер; он принес ливень, который сорвал с деревьев последние листья. При обычных обстоятельствах я бы оставалась внутри монастыря и не думала о непогоде. Но в тот день я, засунув письмо, предназначавшееся епископу Гардинеру, в рукав хабита и пробормотав извинения, направилась в сарай. Убедившись, что меня никто не видит, украдкой добралась до заброшенного лепрозория: он находился на северо-западе монастырской территории, в самом дальнем углу, сразу же за холмом, поросшим высокими деревьями.
Я надела плащ, чтобы не промочить хабит, и могла бы накинуть на голову капюшон, но не любила такие ухищрения. Мне хотелось ощущать на лице капли холодного дождя и чувствовать порывы ветра.
Настроение в то утро у меня было безрадостное. Письмо епископу Винчестерскому оказалось прискорбно кратким. В нем я сообщала, что настоятельница Элизабет скончалась утром в день моего возвращения, а ее последнее послание бесследно исчезло. Исходя из истории, рассказанной мне старой монахиней, можно предположить, что в монастыре имеется тайная комната, в которой и побывал в 1501 году, во время своего визита в Дартфорд, принц Артур. Я не знаю, где находится эта комната, но думаю, что скорее в передней части монастыря, чем в клуатре. Корона Этельстана, возможно, спрятана именно там. «Предполагаю», «вероятно», «думаю», «возможно» — все мое донесение пестрело такими вот жалкими словами. Я представила себе, как письмо вручают епископу, он срывает печать, нетерпеливо читает, и лицо его омрачается гневом.
Я добралась до вершины холма и остановилась под деревьями передохнуть. Рыжая белка шарахнулась в сторону, недовольная тем, что я вторглась на ее сухую территорию посреди кустов.
Внизу в лощине виднелось здание заброшенного лепрозория. Его закрыли еще до моего приезда в Дартфорд, но я не знала, когда точно. Двадцать лет назад? Пятьдесят? Сто? Половина крыши обрушилась. Сквозь дыру в задней стене виднелось пожухлое поле. Зеленый плющ, заглушив все зияющие окна, давным-давно пробрался внутрь, подстрекаемый жаждой захватить то, что прежде оставалось для него под запретом.
Ну а куда делись больные, эти несчастные, всеми презираемые души? Отправились ли они в другой лепрозорий или их просто выгнали — ищите, мол, себе уголок в Лондоне, где можно скрыться от чужих глаз? Спросить об этом было не у кого.
Я смотрела на лепрозорий, и слезы на моих щеках смешивались с дождевыми каплями. Лет через пятьдесят какая-нибудь девушка, возможно, будет разглядывать заброшенный Дартфордский монастырь и спрашивать себя: «Что случилось с монахинями, которые когда-то здесь обитали? Почему они оставили своих родителей, отказались от радостей брака и материнства ради того, чтобы жить в этом месте?» И некому будет рассказать ей, кем мы были и во что верили, поведать о том, как мы смиренно служили Христу, поддерживали друг друга, учились, размышляли.
Я стала
25
«Этого хочет Бог» — клич, брошенный папой римским Урбаном II, призывавшим к Первому крестовому походу в 1095 году.
Я быстро нашла окно, о котором говорил епископ. Пошарила вдоль стены сбоку. И точно, мои пальцы нащупали широкое отверстие. Я достала письмо, которое только сегодня утром запечатала воском, подняла свободно лежащую доску, сунула послание в отверстие, вернула доску обратно. Место для тайника было выбрано идеальное, и его хорошо подготовили. Я впервые задумалась о том, кто же придет за письмом и, по известному лишь ему одному каналу, передаст его епископу Гардинеру. Скорее всего, последний хорошо заплатил кому-нибудь из местных жителей.
У меня не было желания долго оставаться в этом заброшенном месте, и я поспешила назад под арку.
Я уже прошла полпути вверх по склону, когда некая сила заставила меня повернуться и снова прочитать надпись наверху: «Орден Святого Лазаря Иерусалимского». Что-то очень важное для меня было связано с Крестовыми походами.
И тут я вспомнила! Ричард Львиное Сердце — король Англии, возглавивший Третий крестовый поход. Еще один человек из числа тех, кого упоминал епископ Гардинер в Тауэре.
Хотя Ричард и жил двумя веками ранее, о нем я знала больше, чем о Черном принце. Меня всегда интересовали Крестовые походы. И отважный Ричард Coeur de Lion, [26] который необычайно мужественно сражался с мусульманами. По пути домой из Иерусалима его взял в плен другой король, император Священной Римской империи Генрих VI. Но потом Ричард все-таки получил свободу и заявил права на трон, который пытался захватить его предатель-брат Иоанн. Я помнила, что этот король был женат, но детей не оставил и умер, дожив до средних лет, на юге Франции.
26
Львиное Сердце (фр.).
На юге Франции. Как странно, что король Ричард умер именно там, где Черный принц впоследствии подхватил загадочную болезнь, которая убила его.
Силясь собрать обрывки мыслей в единое целое, я снова остановилась под деревьями. Это в некотором роде напоминало работу над очередным гобеленом сестры Елены. Поначалу только она одна видела всю картину полностью; мы ткали так, как подсказывали нам картонные полосы, но не знали, какой мир создаем, пока те или иные предметы — мужчины, женщины, божества, животные, леса и моря — не начинали обретать форму.