Крест и меч
Шрифт:
Куще ответил:
— Ой! Лучше нам идти сейчас, пока земля еще не совсем засыпана. Кто знает, надолго ли снежная буря? И не знаменует ли она начало зимы? Быть может, эта дорога будет засыпана до самой весны. Пойдем, Иуане, потому что силы наши на исходе и еды у нас мало, чтобы подкрепить их. С Божьей помощью преодолеем мы этот путь.
Вышли путешественники к началу тропы, еще раз взглянули на ковчег и стали осторожно спускаться. Утесы, большие камни и поваленные деревья не давали снегу полностью засыпать тропу, но стала она опаснее, чем раньше. Не слишком серьезно восприняли поначалу аланы слова Мовсеса о том, что следует
Куще шел первым. Как родившемуся и выросшему в горах, ему было легче, чем царевичу, который боялся, что, поскользнувшись, может выронить сокровище. Буря же начинала набирать обороты, ветер усилился, и на расстоянии вытянутой руки уже ничего не было видно. Иуане почувствовал нарастающий холод, и его объял страх, что они могут сгинуть в горах вместе с благословением Божьим, дарованном Алании.
Путники подошли к одному из самых сложных участков пути. Они узнали его по большому поваленному дереву, перекрывавшему дорогу. Впрочем, дороги этой уже не было видно, снег покрывал всю землю, наметая большие сугробы. Дневное небо напоминало вечернее — оно было темным от тяжелых туч. Путники знали, что за деревом была узкая тропа рядом со скалой, от которой время от времени отрывались камни, большие и маленькие. По этой тропе нужно было пройти не менее двадцати шагов — боком, повернувшись лицом к скале и держась руками за выбоины и камни. Чуть оступился — считай, пропал. Но другого пути, увы, не было.
Куще, перепрыгнув через дерево, пошел к тропе, как всегда первым. Но посоветовал царевичу идти впереди его, держась одной рукой за него, а другой прижимая к себе святую икону. Тогда, если Иуане сорвется в пропасть, пастух смог бы его поддержать, а если нужно, то и вытащить.
Они осторожно ступали по тропе — впереди Иуане, пастух за ним. Скалы были ледяными, и у царевича замерзли руки. Но это не касалась пастуха Куще — он, как всегда, выглядел бодрым и веселым. Казалось, ему нипочем ни холод, ни опасность…
Вдруг над ними задрожала и треснула скала. Шум падающих камней оглушил царевича, он чуть не выронил икону. Прижался он к скале и остолбенел от ужаса. Большой, в человеческий рост камень, висевший прямо над ним, покачнулся, но был остановлен сильной рукой Куще. Пастух заскрипел зубами — камень был очень тяжел. Затем он осторожно выпустил руку царевича и уже обеими руками поддержал камень, который в любое мгновение мог погрести под собой путников.
Пастух закричал:
— Беги, Иуане, пока есть у меня силы удерживать этот камень! Если упадет он, погибнем и я, и ты! Беги же, спасай свою жизнь!
Не послушался его царевич.
— Нет, Куще! Я помогу тебе удержать камень. А если мы не сможем сделать это вдвоем, все равно не брошу тебя!
Умоляюще посмотрел на него пастух. Напрягся он, чтобы перекричать ветер.
— Знаю, что смел и благороден ты, Иуане! Вот только ни за что сгубишь ты свою жизнь и не сможешь выполнить то, что поручил тебе старец! Все равно я не проживу долго — так сказал мне Геор! Сказал он мне, что не вернусь я из этого путешествия, и знамением моего ухода в другой мир будет барс, которого ты, Иуане, видел во сне прошлой ночью! Поэтому иди! Ты же знаешь, что я файнаг фарст — человек со сросшимися ребрами! Не живут долго такие люди! Осталась в нас часть той титанической силы, какой обладали
После этих слов царевич стал продвигаться к краю тропы. Он смотрел на пастуха, пытаясь удержать слезы:
— Прощай, мой друг!
— Прощай! Отойди подальше, чтобы не задел тебя камень, когда будет падать! — Пастух вдруг закричал — камень давил его своим непомерным весом. Лопалась на руках его кожа, трещали кости. Но держался еще могучий Куще. — Помнишь, что я говорил тебе про страх? Что это лишь болезнь!
— Да, помню!
Царевич отошел на безопасное расстояние и лихорадочно думал, как возможно помочь пастуху. Болело его сердце оттого, что теряет он друга.
— Неправ я был тогда! Не боятся только глупцы! Боюсь я, на самом деле, боюсь, предстоять перед престолом Божьим! Много грехов совершил я! — Камень снова зашевелился, и пастух почти взревел от боли и напряжения. — Все! Кончаются мои силы! Но не хочу я быть раздавленным этим камнем, убитым, как Бадрадз колесом Балсага! Проводи меня взглядом, Иуане, в последний путь!
Напрягся Куще изо всех сил и, оттолкнув насколько возможно камень, вдруг прыгнул в пропасть. И услышал царевич последнее «прощай» своего друга. Смахнув слезы, проводил он его взглядом. Раскинув руки, летел в бездну Куще вместе с камнями и комьями снега, пока не скрылся из вида. А Иуане вдруг ощутил в душе воскресение — понял он, что душа его друга летит прямо на небо…
Опередил пастуха тяжелый камень на пути в бездну. Пролетел он мимо Куще, не став орудием убийства. Но он обрушил ту узкую тропу, которая связывала внешний мир с потаенным озером, где находился Ноев ковчег. Смогут ли теперь пройти туда люди, царевич не знал. Красива и благородна была смерть могучего пастуха. Царевич, видевший Куще последним при жизни, надеялся увидеть его первым после смерти, потому что именно в соседстве с такими людьми рай и становится раем. Навсегда гора Арарат приняла человека со сросшимися ребрами.
Царевич попытался собрался с духом. Не напрасным должен оказаться подвиг Куще! Еще не до конца был пройден опасный путь. Царевич тяжело вздохнул, поднял икону и пошел, читая про себя молитвы за упокой души новопреставленного…
Наконец добрался царевич с иконой великомученика Георгия до того самого места, где спал он перед восхождением на Арарат и видел во сне гордого барса. Понял он, что это было предзнаменование славной смерти Куще: барс стоял на большом камне, приподняв свою когтистую лапу…
Царевич прилег, дав выход своему горю в скупых слезах. Подняв с земли завернутую в плащ икону великомученика Георгия, он развернул ее, облобызал, затем снова завернул и убрал за пазуху.
Наутро, поев немного снега, Иуане стал спускаться. Буря утихла. Царевич продвигался, проваливаясь в сугробы, и его обувь быстро промокла. Нужно было быстрее добраться до села, чтобы не простудиться.
Наконец царевич добрался до священной скалы, где, по преданию, Ной основал первое поселение перед тем как уйти в Нахичевань и где Господь явил свое знамение — радугу. Здесь было теплее и снег таял под солнечными лучами. Как это ни могло показаться странным, у священной скалы шел моросящий дождь, и царевич вдруг увидел радугу.