Крестный отец
Шрифт:
На кухне, в доме покойного дона, Тессио коротал время за чашкой кофе, когда вошел Том Хейген.
— Майк готов ехать, — сказал он. — Пора звонить Барзини, скажите, пусть тоже выезжает.
Тессио поднялся и подошел к стене, где висел телефон. Набрал номер нью-йоркской конторы Барзини.
— Мы едем в Бруклин, — сказал он коротко и, повесив трубку, с улыбкой взглянул на Хейгена. — Ну, будем надеяться, Майк нам сегодня принесет удачу.
— Я в этом уверен, — серьезно отозвался Хейген.
Он проводил Тессио из кухни на крыльцо, и они пошли по пятачку к дому
— Хозяин передал, что поедет отдельно. А вы вдвоем езжайте вперед.
Тессио, нахмурясь, оглянулся на Хейгена.
— Слушай, так нельзя — он мне весь порядок нарушает к чертовой матери.
В этот момент возле них выросли еще три телохранителя. Хейген мягко сказал:
— Я тоже не могу с вами ехать, Тессио.
Востролицый caporegime понял все во мгновение ока. Понял и принял. На долю секунды он поддался физической слабости — но лишь на долю секунды — и тотчас вновь подобрался.
— Скажи Майку, что это была деловая мера, — он всегда мне нравился.
Хейген кивнул:
— Он это понимает.
Тессио на миг замялся, потом негромко спросил:
— Том, ты не можешь снять меня с крючка? По старой дружбе?
Хейген покачал головой.
— Не могу, — сказал он.
Он смотрел, как телохранители обступают Тессио, уводят его к машине. У него заныло внутри. Тессио был лучший солдат семейства Корлеоне — дон ни на кого так не полагался, за исключением Люки Брази. Жаль, что такой смышленый человек, в такие годы, допустил столь роковой просчет.
Карло Рицци, все еще в ожидании условленной встречи с Майклом, начинал нервничать, наблюдая все эти приезды и отъезды. Определенно происходило нечто важное — а его, похоже, опять оставляли в стороне. В нетерпении он позвонил Майклу. Ответил кто-то из внутренней охраны, пошел звать Майкла к телефону и вернулся с сообщением, чтобы Карло ждал спокойно: Майкл скоро освободится.
Карло снова позвонил любовнице, сказать, что, похоже, сумеет все-таки повезти ее ужинать, а после остаться на всю ночь. Майкл сказал, что уже недолго, — а деловой разговор в любом случае не займет больше двух часов. А там еще сорок минут на дорогу — и он в Уэстбери. Вполне можно все успеть. Карло уверил ее, что так и будет, и наговорил ей ласковых слов, чтобы не очень дулась. А пока решил переодеться, не терять на это дорогого времени потом. Только успел надеть свежую рубашку, как раздался стук в дверь. Сразу подумалось — это Майкл за ним послал после безуспешных попыток дозвониться, когда телефон был занят. Он пошел открывать — и вдруг обессилел от жуткого, отвратительного страха. На пороге стоял Майкл Корлеоне, и лицо его было ликом смерти — той, какая не раз являлась Карло Рицци во сне.
Позади него стояли Хейген и Рокко Лампоне. Очень серьезные, как люди, которые вынуждены, превозмогая внутреннее сопротивление, нести другу дурные вести. Они вошли, и Карло Рицци повел их в гостиную. Нервы сдают, думал он, оправляясь от первого потрясения. Слова Майкла настигли его, как удар, как внезапный физический недуг; его затошнило.
— Тебе придется ответить за Сантино, — сказал Майкл.
Карло не отозвался — сделал вид, что не понимает. Хейген и Лампоне разошлись в стороны и стали у правой и левой
— Это ты навел на Санни людей Барзини, — тусклым голосом сказал Майкл. — Маленькая комедия, которую ты разыграл с моей сестрой… — и ты поверил Барзини, что этим можно обмануть Корлеоне?
Забыв от непередаваемого страха всякую гордость, забыв о своем достоинстве, Карло Рицци проговорил:
— Клянусь, я не виноват. Жизнью своих детей клянусь — я ни в чем не виновен. Майк, не надо, прошу тебя — не делай этого, Майк.
Майкл спокойно произнес:
— Барзини мертв. Филипп Татталья — тоже. Я хочу сегодня разом свести все счеты моей семьи. Поэтому не говори мне, что ты не виноват. Сознайся — лучше будет.
Хейген и Лампоне, пораженные, глядели на Майкла во все глаза. Да, далеко ему еще до отца. Чего ради добиваться от этого предателя признания собственной вины? Вина — насколько это вообще возможно в подобных случаях — доказана. Ответ — очевиден. Значит, у Майкла до сих пор нет твердой уверенности в своем правомочии, значит, он до сих пор боится совершить несправедливость, мучится долей сомнения, которую способно устранить только признание Карло Рицци.
Карло молчал.
Майкл, почти что задушевно, продолжал:
— Ну, чего ты боишься. Подумай — неужели я захочу сделать родную сестру вдовой? Осиротить родных племянников? В конце концов, я одному из них прихожусь крестным отцом. Нет, тебя ждет другое наказание, тебе больше не видеть от нас работы. Сейчас тебя посадят на самолет — и отправляйся в Вегас к жене и детям, сиди там. Конни я буду высылать содержание. Вот и все. Но перестань мне твердить, что ты не виноват, — не делай из меня дурака, не серди меня. Кто к тебе обратился — Татталья или Барзини?
С мучительной надеждой остаться в живых — со сладостным облегчением, что его не убьют, Карло Рицци пробормотал:
— Барзини.
— Ну-ну, — негромко сказал Майкл. Он поманил Карло правой рукой. — А теперь уезжай. Тебя отвезут в аэропорт.
Карло вышел за дверь первым, другие — тотчас следом. Уже стемнело, но парк был, как обычно, залит светом прожекторов. Подъехала машина — его машина, Карло узнал ее. Он не узнал водителя. Сзади, в дальнем углу, сидел еще кто-то. Лампоне распахнул перед ним дверцу.
Майкл сказал:
— Я позвоню твоей жене, что ты едешь.
Карло сел в машину. Шелковая рубашка на нем насквозь промокла от пота.
Машина тронулась к воротам, набирая скорость. Карло Рицци повернул голову, чтобы посмотреть, кто сидит у него за спиной, и в этот миг Клеменца изящным, ловким движением — так девочка повязывает ленточку своему котенку — накинул ему на шею гарроту. С силой дернул на себя, и гладкая веревка, рассекая кожу, впилась в тело. Карло Рицци рванулся вперед, забился, точно рыба на крючке, но Клеменца удерживал его крепко, затягивая гарроту все туже, покуда тело его жертвы не обмякло. В воздухе вдруг распространилось зловоние. Сфинктер желудка, расслабясь с приближением смерти, не удержал содержимого. Еще несколько мгновений Клеменца для верности продолжал сжимать гарроту, потом отпустил и спрятал обратно в карман. Переводя дух, откинулся на спинку сиденья. Тело Карло Рицци тяжело привалилось к дверце. Только тогда Клеменца открыл окно и проветрил машину.