Крестоносец: Железная Земля
Шрифт:
Секретарь тут же вручил де Бейлеру свиток, и следователь передал его мне.
– Мы все написали за вас, друг мой, - сказал инквизитор со все той же гаденькой ухмылкой.
– Вам остается лишь поставить свою подпись.
– Я ничего не буду подписывать!
– Вам придется это подписать. Вы же не хотите поближе познакомиться с мэтром Тома и его игрушками?
– Повторяю, я ни в чем не виноват и ничего не буду подписывать.
– Вы даже не прочли свиток.
– И не собираюсь!
– Я швырнул бумагу к ногам следователя.
– Хмель, который еще не выветрился из вашей головы, добавляет вам куража, шевалье.
–
– Послушайте доброго совета, не доводите дело до пытки. К тому же, чистосердечное признание и раскаянье смягчит вашу участь. Святая инквизиция помнит о ваших заслугах и сожалеет о вашем падении, посему мы готовы проявить максимальное милосердие.
– Милосердие? Какое, к дьяволу, милосердие?
– Вы же не хотите умереть тяжело, шевалье? В муках и страданиях?
– Еще раз повторяю, я ни в чем не виноват!
– Ну до чего же вы упрямы!
– Инквизитор вздохнул, развел руками.
– Мэтр Тома, вы готовы?
– Да, монсиньор, - ответил палач и шагнул ко мне. Я невольно отшатнулся от него, вжался в стену.
– Назад!
– крикнул я.
– Вы не имеете права так со мной поступать. Я фламеньер и знатный человек!
– Тем горше то обстоятельство, что вы так низко пали, - ответствовал инквизитор.
– Вам была оказана великая честь, а вы отплатили за нее изменой! Вы предали императора и орден, вступили в сговор с врагами империи, спровоцировали мятеж на Порсобадо, убили имперское должностное лицо и пытались путем подлога посеять раскол среди командоров.
– Это ложь.
– Ваша вина доказана, отпирательства бессмысленны.
– Я требую адвоката!
– Кого?
– Инквизитор засмеялся.
– Ах да, вы же свалились в наш мир с Луны. Я совсем забыл. Может быть, на Луне у вас принято другое судопроизводство. Но мы живем по нашим законам, шевалье. Мэтр Тома!
– Я хочу написать прошение императору!
– Нет, шевалье. Император даже не станет читать то, что написала рука изменника.
– Стойте!
– Я отчаянным усилием попытался взять себя в руки.
– Что будет, если я подпишу этот лист?
– Вы признаете свою вину, и Святая инквизиция, как я уже сказал, проявит к вам снисхождение.
– Что это значит?
– Вместо квалифицированной казни за государственную измену вы будете приговорены к публичному покаянию, лишению чести и ссылке, как это установлено нашими законами для знатных особ, совершивших менее опасное деяние.
– Квалифицированной казни?
– Волосы зашевелились у меня на голове.
– Да. Государственная измена - самое тяжкое преступление против империи. Согласно статье 49 Уложения о наказаниях за него предусмотрено колесование для простолюдинов, сожжение на костре для духовных лиц и четвертование для знатных особ. Поскольку вы фламеньер, то есть лицо, облеченное правами и привилегиями как рыцарского сословия, так и духовенства, к вам будет применена комбинированная казнь - публичная пытка огнем и только после нее четвертование. Перед этим вы будете отлучены от святой Матери-Церкви, имя ваше будет предано проклятию, а герб публично опозорен.
– Герб дома де Квинси?
– Во рту у меня пересохло. Странно, в этот момент я, хоть и охваченный паническим ужасом, подумал не о своей судьбе, а о сэре Роберте, имя которого будет опозорено.
– Да, - подтвердил инквизитор.
– Будете подписывать признание?
– Сначала
– Конечно, - мне показалось, что де Бейлера удивили мои слова.
– Что вы желаете узнать?
– Где доказательства моей измены? Вещдоки, как у нас принято говорить? Письма, расписки о получении денег от врагов империи, свидетельские показания, изобличающие меня?
– Они будут предъявлены вам на суде.
– Я бы хотел видеть их сейчас. Немедленно.
– Это невозможно, - нахмурился инквизитор.
– Отлично, - сказал я, ободренный его словами.
– То есть вам нечем подкрепить обвинение против меня. Доказательств у вас нет. Я знаю точно, что их просто нет. Вы лжете, нагло и неуклюже. Вы пытаетесь пыткой вырвать у меня признание и на этом обвинить меня в вещах, которые я не совершал. Рассчитываете, что я под страхом пытки подпишу ваше сфабрикованное признание. Забыли одну вещь - я на суде запросто могу отречься от признания, полученного под пыткой. Но не это главное, господин законник. Желаете, я вас сейчас очень удивлю? Не вы один знаете Уложение о наказаниях Ростианской империи. Я еще в Паи-Ларране неплохо его изучил. И там есть Статья 68, где сказано: "Ежели подданный империи, дворянин, духовное лицо, либо человек подлого сословия, будет обвинен некоей стороной в преступных деяниях, и таковому обвинению не будет прямых доказательств, видоков и послухов, готовых дать показания под присягой, либо письменных документов, обличающих вину оного подданного перед короной, обвиняемый имеет право требовать суда Божьего и выставить своего защитника на поединок со стороной, обвинившей его в совершении противозаконного деяния, либо самому защищать свое доброе имя и репутацию, ежели к тому будет охота и способность". Я правильно цитирую закон, сударь?
Это был удар в самое сердце. Чистое туше, как сказал бы Пал Палыч Сычев, наш инструктор по рукопашному бою из клуба "Лориен". По лицу инквизитора я понял, что сукиному сыну нечем крыть. Он, гадина, блефовал, а я побил всю его мелкую шваль старшими козырями.
– Истинно так, - медленно заговорил инквизитор, видимо, пытаясь прийти в себя, - но это правило не распространяется на виновных в государственной измене.
– Покажите мне статью, где это сказано!
– Я не уполномочен это делать, шевалье.
– Я требую Божьего суда и сам буду защищать свою честь и доброе имя!
– Мэтр Тома!
– позвал инквизитор жестяным голосом.
– Да, иди сюда, мордатый!
– заорал я в том порыве отчаяния, когда уже ничто не имеет значения и хочется только одного - чтобы происходящий ужас побыстрее закончился.
– Иди, тащи свои гвозди и жоповерты! Ссыкло ты, а не палач, только и можешь мучить безоружных и беззащитных. Попался бы ты мне в другом месте, я бы тебе самому яйца отрезал и на нос повесил! Гниды вы, подлюки и лжецы! Пиндосины сраные! Плевать я на вас хотел! Сдохну, а не подпишу вашу фальшивку!
Я ждал самого худшего, но де Бейлер внезапно жестом остановил палача, уже готового вцепиться мне в глотку, взял со стола колокольчик и позвонил. В каземате тут же появилась стража.
– Отведите шевалье в камеру, он, верно, еще не понял своего положения, - велел инквизитор.
– Идите, мой друг, и хорошенько подумайте над тем, что вас ждет. Может быть, милостивая Матерь надоумит вас, и вы раскаетесь в своей гордыне. А утром мы поговорим с вами немного в другом ключе. Более... жестком.