Крестовые походы. Под сенью креста

Доманин Александр

Коллизия для жестко структурированного средневекового общества, действительно, была почти небывалая. Лишь как очень неполную аналогию, да и то более позднюю, можно привести английских йоменов или российских однодворцев. И все же йомены юридически оставались крестьянами, однодворцы же, несмотря на свой фактически крестьянский труд, относились к дворянскому сословию. Для крестоносцев недворянского происхождения четкий юридический статус так и не был определен: они так и остались промежуточной социальной группой. А с конца XII века эта юридическая проблема постепенно начала сходить на нет. Сала-диновы завоевания заставили почти всех католиков переселиться в города, а после смерти Саладина наступил полувековой мирный период, и отпала необходимость в постоянной военной службе. Все же следует отметить, что та грань, которая в Европе полностью

отделяла дворянство от крестьян, в Святой Земле была в значительной степени размыта, и за годы крестовых походов многие из этих «католических однодворцев» пополнили ряды рыцарства.

Среди завоеванного населения более высокий статус имели христиане разного толка; причем до разрыва с Византией в начале XIII века наилучшим было положение православных греков. Они пользовались некоторыми льготами в налогообложении, а иногда и привлекались в войско. С армянами-монофизитами* отношения были более сложные, но в целом армяне оставались привилегированной группой. Более того, дворяне-крестоносцы охотно вступали в брак с представительницами армянской знати, а армянские князья женились на дочерях франкских сеньоров и рыцарей. Это было особенно заметно в графстве Эдесском, которое уже в тридцатые годы XIII века превратилось в процветающий франко-армянский анклав за Евфратом.

В менее выгодном положении находилась самая многочисленная часть населения. Мусульмане облагались гораздо более высоким налогом — от 30 до 50%, в зависимости от района и выращиваемой культуры. Им запрещалось также жить в Иерусалиме и некоторых портовых городах. В то же время, положение их не было каким-то особенно тяжелым, и во многом было даже лучше, чем под влас-ило единоверцев-мусульман. Интересно, в ЭТОЙ связи, свидетельство непримиримого врага крестоносцев — ;i рабского путешественника ибн Джу-байра, который около 1184 года писал следующее: «Мы двинулись из Тибнина по пороге, вдоль которой тянулись фермы, где живут мусульмане, пребывающие в великом благополучии под франками — да сохранит нас Аллах от подобного искушения... Мусульмане являются владельцами своих домов и управляют собой как сами разумеют... Сердца многих мусульман исполняются соблазна осесть там (во франкских землях), когда ОНИ видят положение своих собратьев в областях, управляемых мусульманами, ибо состояние тех весьма далеко от процветающего. К несчастью для мусульман, в странах, где правят их единоверцы, они всегда жалуются на несправедливость своих владык, но зато хкалят поведение франков, правосудием которых могут только гордиться».

Словам ибн Джубайра вторит и знаменитый арабский поэт и ученый Усама ибн Мункыз, который также всерьез опасается массового переселения мусульман под владычество крестоносцев. Усама, отнюдь не дружелюбно настроенный по отношению к франкам, хвалит справедливость их правосудия, каковую он испытал на себе — суд в его тяжбе с католиком принял сторону Усимы, а не своего единоверца. Отмечает арабский поэт и то, что христиане (в данном случае тамплиеры) дали ему возможность молиться Аллаху в своей собственной часовне. Вообще, исламские авторы подчеркивают, что в вопросах религиозной обрядности завоеватели были довольно веротерпимы: достаточно сказать, что в цитадели крестоносцев — Акре — было две мечети.

В сходном с мусульманами положении находилось и еврейское население Леванта. Им так же запрещалось жить в Иерусалиме, одинаковым было и налоговое бремя. Однако стоит отметить, что и мусульмане, и евреи не платили церковную десятину, что снижало фискальный гнет, а порой вызывало и недовольство некоторых христианских общин; в частности, на подобную несправедливость сетовали армяне Иерусалима. Да и в целом отношение к евреям в христианских государствах Востока было неплохим. Иудеи могли довольно свободно отправлять свои религиозные обряды, их никто не заставлял носить особую одежду, указывающую на их веру, что в Европе практиковалось постоянно и зачастую вызывало враждебность населения и преследования. В Сирии и Палестине за все двести лет не было ни одного еврейского погрома. Не применялась и практика гетто*, столь любимая в Европе: евреи могли свободно селиться в городах и заниматься любым видом деятельности по своему усмотрению.

Обзор национально-религиозной ситуации на Латинском Востоке будет неполным, если не упомянуть еще одну очень любопытную группу — т. н. туркопо-лов. Из них набирались вспомогательные отряды легковооруженной конницы сельджукского типа. Отсюда ясно,

что туркополы являлись потомками сельджуков и сохраняли основные элементы их жизни и культуры. Однако происхождение туркополов до сих пор неясно. Возможно, это были турки, перешедшие из ислама в католичество, хотя такие переходы — редкое явление в тогдашнем обществе. Могли они быть и потомками от смешанных мусульманско-христианских браков — христианами по вере и турками по образу жизни. Наконец, это могли быть и турки-мусульмане, перешедшие II.-| сторону врага и давшие присягу на верность крестоносцам. В пользу первой из версий говорит, пожалуй, гот факт, что Саладин в 1169 году приказал перебить всех пленных туркополов. Смена веры — т. е. по сути предательство ислама, вполне объясняет эту ярость курдского властелина, вообще-то не отличавшегося особой кровожадностью. Да и в более поздние времена имелись прецеденты массового перехода из ислама в христианство — достаточно вспомнить крещеных татар на службе у русских великих князей.

Крестоносцы-завоеватели вполне органично влились в этот конгломерат народов и культур. Уже второе поколение «Христовых воинов» резко отличалось от своих фанатично настроенных отцов, так же как и от вновь прибывающих пилигримов. И несмотря на постоянную внешнюю войну (за исключением упомянутого мирного полувека 1193—1243 годов), которую вели христианские государства, в них самих установился довольно прочный внутренний мир. История Латинского Востока за все два века его существования почти не знает крупных народных волнений (чем, кстати, не могли похвастаться сопредельные мусульманские страны). Установился некий симбиоз — франки гарантировали закон и порядок, покоренные народы, почти не меняя образа жизни, платили установленные, не слишком обременительные, налоги. О сложившемся культурном феномене образно и эмоционально сказал еще в 1120 (!) году знаменитый хронист Фульхерий Шартрский: «Люди с Запада, мы превратились в жителей Востока. Вчерашний итальянец или француз стал галилеянином или палестинцем. Житель Реймса или Шартра теперь обратился в сирийца или антиохийца. Мы позабыли свою родную страну. Здесь же один владеет домом и слугами с такой уверенностью, как будто это его наследственное право с незапамятных времен. Другой берет в жены сирийку, армянку или даже крещеную сарацинку. Третий живет в семье местных., Мы все говорим на нескольких языках этой земли».

Установившийся на Латинском Востоке внутренний мир вскоре привел к оживлению хозяйственной жизни. Крестоносные государства в XII—XIII веках находились в цветущем состоянии, даже несмотря на постоянную войну и непрекращающиеся набеги регулярной сельджукской конницы или бедуинов-разбойников. Больших успехов достигло сельское хозяйство Леванта, значительно раньше и тверже Европы вставшего на путь товарного производства.

Достижениям сельского хозяйства, конечно, способствовало и то, что и побережье Леванта, и многие земли внутри страны вокруг Галилейского моря и по берегам Иордана были чрезвычайно плодородны, и на них можно было выращивать несколько урожаев в ГОД.

Прекрасный климат, хорошо налаженная ирригационная система каналов и сохранившихся еще от римских времен акведуков давали крестьянам возможность выращивать самые разнообразные культуры. Помимо традиционной пшеницы, возделывали и другие зерновые, в том числе просо. Очень большую роль к экономике играли виноградарство, садоводство и выращивание оливок. Значительным был экспорт этих товаров в Европу, где большой популярностью пользо-нались левантийское оливковое масло и многие сорта ими. На столы европейских вельмож поступали и эк-ютические средиземноморские фрукты. Интересно, что ныне известный всем абрикос для Запада был плодом абсолютно неведомым и приобрел популярность только после завоевания Святой Земли. Более того, абрикос стал пользоваться славой «богоугодной» еды и начал активно культивироваться в монастырях, откуда позднее распространился по всей Европе.

Агрикультура Восточного Средиземноморья дала западному миру и еще два чрезвычайно важных продукта — сахар и хлопок. В Леванте эти технические культуры выращивались почти исключительно на экспорт и с ростом товарно-денежных отношений постепенно занимали все большее место в экономике региона. Наконец, отдельную и немаловажную статью экспорта составляли ценные породы дерева, благовония и особенно пряности, торговля которыми приносила баснословные доходы и стала одним из главных факторов хозяйственного расцвета Леванта в XII—XIII веках.