Крестовый обход
Шрифт:
Хорошо, что небо у нас очень прочное. И допрыгнуть до него не так уж легко…
– Привет кенгурятам! – крикнул я Темке.
Услышав мой окрик, Артем остановился, повернулся ко мне, тоже как-то неестественно – всем корпусом, медленно поднял правую руку и помахал ею.
«Так он же… Он же играет в первого космонавта на Луне!» – осенило
– Hello, Dolly,
Just Hello, Dolly,
It's so nice to have you here where you belong…
Он пел и пел, если можно, конечно, назвать этот хрип песней, а я все никак не мог прийти в себя от потрясения. Господи, ну почему Темке так повезло с именем, а? По-че-му?.. Маленькое, незначительное изменение – и Артем превращается в Армстронга. АААА, как любит говорить Толстый. Я тоже так хочу!..
Хотя мне все-таки кажется, что тот Армстронг, который первым высадился на Луне и тот, который поет песенки страшно хриплым голосом – это немножечко разные люди. Ну да, конечно! Сами посудите, если бы первый лунопроходец был одного со мной цвета кожи, я бы уж это как-нибудь запомнил!
Допев до конца, Темка еще раз помахал мне рукой и упрыгал за закат своими чудовищными скачками, которые даже под пыткой никто не рискнул бы назвать «маленькими шажками».
Я еще немного позавидовал Темке, правда, недолго, а потом решил перебираться на другое место. Поскольку все равно загореть сильнее мне уже не светит, а просто так лежать на солнце – голова может заболеть. Я отполз в сторонку и лег на спину как раз под моим любимым облаком – голубовато-белым, чем-то напоминающим большую и сильную птицу, которая зависла в воздухе, расправив крылья, и внимательно смотрит вниз в поисках добычи.
Это облако нарисовал мой отец. Так говорят. Я сам был тогда еще слишком маленьким, чтобы помнить об этом, но мне все же кажется, что я немножечко помню. Я не знаю, как папа поднялся на двадцатипятиметровую высоту. Я не знаю даже, с какой стороны неба он нарисовал облако – с нашей или с наружной. Зато я точно знаю, что когда-нибудь я тоже дотянусь до неба и потрогаю мое облако рукой. Наверное, на ощупь оно окажется теплым и слегка влажным. Возможно даже, что снизу облако будет покрыто крупными набухшими каплями, и когда я проведу по нему рукой, на землю прольется маленький дождик. А еще я возьму с собой краски и напишу на небе огромными – больше моего роста – буквами «ПАПОЧКА, ВОЗВРАЩАЙСЯ, ПОЖАЛУЙСТА, ПОСКОРЕЕ!» И, если еще останется краска, припишу рядом: «И ПОЧАЩЕ!!!»
Только мне придется все буквы рисовать шиворот-навыворот, как будто они отражаются зеркале, чтобы мою надпись могли прочесть со Станции, когда она будет пролетать над нами.
Я обязательно сделаю это, когда-нибудь… Как только в округе появится хоть одно дерево подходящей высоты.
Вообще-то, если уж быть честным до конца, Темка немножечко не доскакал до заката. Он был уже у самой пропасти и, наверное, планировал перепрыгнуть ее, даже не заметив, когда окрестности огласились неизбежным:
– Артем, ужинать!
Я видел, как Темка вздрогнул от крика. Вздрогнул и беспомощно огляделся по сторонам. Мне показалось, в первый момент он ужасно хотел куда-нибудь спрятаться.
А потом крик повторился, и Темка втянул голову в плечи и покорно побрел в сторону дома. Уже не «маленькими лунными шажками» – теперь его движения напоминали шаркающую походку Планше. Как будто наш источник искусственной гравитации на время вышел из строя и выдал вместо привычных 1/3 g все три.
В это мгновение мне отчего-то стало пронзительно жаль Темку, я сам не знаю, отчего…
Но разве я мог что-нибудь поделать? На нашем астероиде не больно-то спрячешься… Даже если ты – настоящий романтик.