Шрифт:
– Хватит, надоело! – провозгласил Артем и отшвырнул книжку в угол.
Мы, все трое, как по команде бросили карты. Причем Грегори и Толстый бросили свои так поспешно, что у меня не осталось сомнений – последние десять минут оба безбожно блефовали.
Надо, надо было вскрываться по-быстрому, хватать банк и уминать за обе щеки, пока не отобрали!
– Я созвал вас, достопочтенные сэры, чтобы объявить… – Артем задрал подбородок чуть ли не к верхней перекладине шалаша, что у него обычно означало гордый взгляд, и по очереди оглядел нас. – Мы отправляемся в поход!
– АААА! – негромко заорал Толстый, упал на лежанку из свежескошенной травы и притворился мертвым. Потом ненадолго
Я вспомнил, как мы с Артемом в прошлый раз форсировали Ла-Манш, сидя на шее у Толстого… просто вода в тот раз была уж больно холодной, а Толстый оказался единственным из нас, кто догадался обуть высокие сапоги… и накрыл его изможденное от постоянного пожирания сладостей лицо нашим дырявым пледом. Не очень чистым, конечно, ну да мертвому все равно.
– Только чур никаких больше подвесок! – сразу предупредил Грегори.
Его тоже можно понять. Миссис Панч, помнится, была весьма недовольна, когда мы торжественно вручали ей ее собственное порванное ожерелье, хоть нам и удалось найти и собрать почти все жемчужины…На самом деле мы нашли, разумеется, все, без почти, просто никому особенно не хотелось лезть за ними в холодную воду. И потом, кто знает, вдруг Артему в следующий раз приспичит поиграть в ловцов жемчуга?..
– Не боись, – успокоил Артем. – Богатства земные не имеют больше никакой ценности для нас.
Толстый чихнул, так что край пледа слетел с его лица и спросил:
– И зачем нам тогда этот поход?
– Для подвигов, – просто ответил наш предводитель.
– А поконкретней? – спросил Грегори.
После того случая с ожерельем он стал порядочным занудой. Или порядочной?..
– Мы отправляемся в долгий путь с тем, чтобы в честном бою отвоевать у неверных Святой Грааль! – объявил Артем.
Я заглянул к нему за спину, чтобы посмотреть на книжку, которую он только что читал. Она валялась у дальней стенки шалаша, так что названия я не разглядел, зато увидел на обложке могучего всадника на лошади и с мечом в руке. Оба, всадник и лошадь, были одеты в серебристые доспехи.
– Отлично! – сказал я. – Не знаю, как кому, а мне лично не терпится совершить пару подвигов еще до ужина!
И мы стали собираться в поход.
– Сначала, – сказал Артем, – нам следует посвятить друг друга в сэры и наречь каждого подходящим именем. Меня мы, ясное дело, наречем сэром Артуром, чтобы проще было запомнить.
Нет, все-таки до чего же повезло Темке с именем! Постарались его родители в свое время, пошевелили мозгами, не то что некоторые… В прошлый раз вот тоже… Толстый, конечно, стал Портосом, я – д'Артаньяном почти без вопросов: во-первых, у меня в имени тоже есть апостроф, как у него, во-вторых, был и у меня когда-то слуга, которого звали Планше… Впрочем, о нем чуть позже. А вот Артему зато досталась роль Артоса – жуткая гремучая смесь из Атоса и Арамиса. Настолько противоречивый получился образ, что, когда наша кампания повстречалась на лугу с рыжей Хельгой, благородный Артос чуть не разорвался напополам, не зная, что ему делать: отпускать ли девушке комплименты или обойти стороной, даже не взглянув в ее сторону. В итоге он гордо прошествовал мимо Хельги, старательно отворачивая от нее голову, но при этом не прекращая осыпать ее комплиментами, отчего казалось, что все его восхваления предназначены Толстому. Я даже шпагу в руках не удержал со смеху, когда Артос назвал его «златокудрой богиней». А Толстому хоть бы что, шел себе и шел, только покрутил пальцем у виска, как бы завивая невидимый локон, и пошлепал себя ладошкой по гладко выбритой макушке…Это родители Толстого в начале каждое лета заставляют своего отпрыска стричься наголо: мать – поскольку считает, что так гигиеничнее, а отец… по-моему, просто от зависти.
– А меня? – спросил Грегори.
Да, забыл сказать, Грегори в тот раз с нами не было. Просто мистера Панча на один день отпустили со Станции, так что… сами понимаете. Зато Грег очень нам помог с подвесками…
Все, больше не буду отвлекаться.
– А меня? – спросил Грегори.
– Тебя мы наречем доблестным сэром Галахадом. Потянет?
– Вполне!
– Так, а ты, н'Лонги, будешь у нас…
– Я буду странствующим рыцарем Ланселотом, – заявил я.
А что? Пусть не думает, что только он один слышал о средневековых рыцарях. Уши у меня, между прочим, уж никак не меньше Темкиных.
Сэр Артур посмотрел на меня подозрительно, однако проворчал только «Ладно» и повернулся к Толстому.
– А я? – спросил тот, окончательно выбираясь из-под пледа. – Кем я буду?
– Ты не будешь, – сказал я, – ты уже есть. Сэр Ричард Львиное Пузо! – и в шутку склонил голову в поклоне.
Разгорелся небольшой спор о том, как нам все-таки назвать Толстого. Предложений было множество, но ни одно из них Толстому почему-то не понравилось. Пару раз он уже начинал затягивать свое любимое «Ну и пожа-а-алуйста!..», за что был нещадно бит по носу «именем королевы», то есть той же самой дамой бубен. В конце концов тайным голосованием с перевесом в три шишки против одной раковины, к тому же, зазубренной по краям, было принято решение: Толстого в сэры не производить и вообще никак не нарекать, пусть остается Толстым.
– Ничего, – сказал сэр Галахад и потрепал Толстого по плечу. – Оруженосцы нам тоже нужны.
– Кстати, об оруженосцах, друзья мои… Пора подумать об оружии, – напомнил сэр Артур.
Мечи решено было делать из дерева. Забыв на время о достопочтенности, мы дружно накинулись на кучу дров, припасенных для костра, и разворошили ее в поиске заготовок подходящей формы и размера. Мы с сэром Галахадом оказались проворней, а вот сэру Артуру палки не хватило, и ему пришлось вытаскивать свою прямо из огня. Он долго стучал ею по траве, пугая муравьев и осыпая нас дождем из искр.
Устроившись кому как удобнее, мы достали молекулярки и принялись выстругивать мечи. Молекулярка, для тех, кто не знает, – это такая весьма полезная штука. И острая как не знаю что, и совершенно безопасная притом. Как ни старайся – все равно не поранишься, живые ткани она резать не может. Даже молодую ветку с дерева не срежешь, только старую, сухую. Только мертвые клетки.
Говорят, у хирургов совсем другие молекулярки, без запрета. Ну так мы же все-таки не хирурги.
Пока мы трудились как папы Карло, наш верный оруженосец собирал леденцы, которые были у нас на кону, прежде чем мы бросили карты, и бросал их обратно в круглую жестяную банку. Старательно бросал, громко стукал леденцами по стенке банки, чтобы мы грешным делом не подумали, что он чего-нибудь присвоить хочет. Бумк. Бумк. Бумк. Некоторыми, кажется, бумкал по два раза.
Я закончил резьбу по дереву первым. Меч вышел просто замечательный – длинный, ровный, обоюдоострый. К рукоятке я приделал поперечину, чтобы, если что – не получить по пальцам. Остальные сэры продолжали сосредоточенно пыхтеть над своими клинками, так что я пока решил с толком использовать оставшееся время, чтобы хоть немного, так сказать, проникнуться духом эпохи. А то невозможно же слушать, как Темка сначала обзывает всех «достопочтенными сэрами», потом начинает «нарекать», то есть, опять же обзываться… И все это – со страшно умным видом!