Крестовый обход
Шрифт:
– Вьетконговцы? – насторожился Грегори. Старина Грег отчего-то всегда в первую очередь пугался вьетконговцев. Хотя ни разу так и не смог объяснить нам, кто они такие.
Толстый, не теряя даром времени, метнулся назад к шалашу, испачкал пальцы в золе потухшего костра и провел пятерней по своей бритой черепушке, оставив на ней пять грязновато-серых полос. Должно быть, собрался своим видом пугать вьетконговцев, кто бы они ни были.
– Хуже… – мрачно прошептал Артем. – Индейцы.
Толстый еще раз зачерпнул
– Мне кажется… Я читал, что индейцы не оставляют следов, – неуверенно возразил Грегори. – То есть, оставляют, конечно, но нормальный человек их никогда не разглядит. Особенно в траве.
– Нормальный человек не разглядит, – согласился Темка. – Но только не другие индейцы!
На мой взгляд, вовсе не требовалось становиться индейцем, чтобы разглядеть в еще не успевшей распрямиться траве следы четырех пар ног, уходящие в сторону ручья. Или это я такой ненормальный?
– Так ты говоришь, Соломенная Башка, что здесь прошли наши соплеменники? – спросил Толстый, выступая вперед, так, чтобы все смогли полюбоваться его боевой раскраской.
– Нет, Толстое Брюхо! Здесь прошли наши враги. Гуроны всегда враждовали с апачами!
– Так мы что же, получается, гуроны? – уточнил Грегори.
– Еще несколько поколений назад за один этот вопрос с тебя сняли бы скальп, Медленный Ум.
– Правда? – восхитился Толстое Брюхо. – А с меня? – и погладил себя по макушке, позабыв про испачканную руку. Затылок Толстого стал похож на поле для игры в крестики – нолики.
– Тебя привязали бы к столбу, – сказал я, – накормили бы леденцами и отдали на съедение муравьям. – А когда он не испугался, добавил:
– Ядовитым муравьям!
– А если я не хочу быть апачем? – не унимался Толстое Брюхо. – Лучше пусть я буду могиканином. Их меньше.
– Если ты, Толстое Брюхо, попытаешься стать могиканином, их не останется вообще! – заявил Соломенная Башка.
– Ну и пожа-а-алуйста!.. – Толстый затянул свою любимую песню. – И уходи-и-ите! Все апачи идут в Аппалачи! И только последний из могикан остается на страже родного вигвама…
Он решительно развернулся и зашагал к костру. Наверно, решил окончательно посыпать себе голову пеплом.
– По-моему, пришла пора немножечко проучить Толстое Брюхо, – шепотом предложил я и непроизвольно сделал жест, который был принят нами на вооружение еще в бытность нашу мушкетерами Его Величества. Или Ее Величества? Вот, уже забыл! В общем, мушкетерами кого-то из Величеств.
– Скальпировать! – согласился Соломенная Башка и тоже положил два пальца правой руки на кулак левой.
– Ура! – Медленный Ум повторил тот же жест, хотя, как я уже говорил, участия в наших мушкетерских забавах он непосредственно не принимал. – Где мой верный матогавк?
Поправлять его никто не стал, потому что во-первых, некогда было, а во-вторых, так намного смешнее.
Едва заслышав наши боевые выкрики, Толстый, даже не обернувшись, бросился в сторону леса. Мы гнали его до самой опушки, а там остановились.
– Ладно, – сказал Соломенная Башка. – Выловить его в лесу настолько просто, что даже неинтересно. К тому же и ребенку ясно, что индеец без скальпа – плохая добыча. Поэтому предлагаю: прировнять лысого индейца Толстого к скво и на время забыть о нем, а вспомнить лучше о наших главных врагах – гуронах. Мы должны отправиться по их следам, пока они еще теплые.
– А мне кажется… – возразил было я, но вспомнил, что у настоящих индейцев туго с местоимениями, а собственного имени мне пока никто не присвоил, и снова замолчал. Не называть же себя «Тот, Которого Вы Сейчас Слушаете»!
– Говори, – Соломенная Башка внимательно оглядел меня, как будто в первый раз, и закончил, – Невидимый в Ночи.
Я облегченно вздохнул. Из всех четырех имен мое показалось мне самым приличным.
– Невидимый в Ночи хочет напомнить, что прежде, чем преследовать врага, нам стоит раздобыть себе оружие.
– Отлично! – Большой Ум подпрыгнул на месте. – По-быстрому настрогаем матогавков – и вернемся к нашим гуронам! А Толстый пусть остается Толстым. Все равно индейцам оруженосцы не нужны. Уж свой матогавк я как-нибудь и сам донесу.
И снова никто его не поправил. Правда, никто ничего и не забыл…
Мы вернулись к шалашу, по новой развели давно остывший костер, расселись вокруг него… да, получается – треугольником. И стали держать военный совет. Нам нужно было прийти к соглашению по поводу того, что же такое матогавк.
Версий было несколько. Первую выдвинул я.
– Невидимый в Ночи считает, что матогавк – это такой топор с короткой рукояткой, который нужно метать во врага. Его еще называют «топор войны», а после каждого удачного боя закапывают в землю на какой-нибудь тропинке. Ее тоже потом называют «тропой войны».
– А если бой был неудачный – не закапывают? – с интересом спросил Медленный Ум.
Да, если мое индейское имя оказалось самым приличным из всех, то имя Медленного Ума, несомненно, было самым подходящим.
– Если бой неудачный – тогда и закапывать некому, – ответил я и продолжил. – Если топор войны долго не выкапывать из земли, то на этом месте обычно вырастает высокая секвойя, которую еще называют «деревом войны». Когда дерево подрастает, его срубают…
– Чем? – перебил меня Темка. – То есть… Соломенная Башка хотел спросить…
– Передай своей Соломенной Башке!.. – я собирался разозлился, но передумал и быстро взял себя в руки: над поляной уже вовсю разносился аромат первых блинов тети Антонины. Время ужина приближалось неумолимо.