Крестовый поход за счастьем

Пейпонен Дмитрий

Вообще, когда классная руководительница и директор стали меня уговаривать не бросать школу, я был очень удивлен. Бескрайне удивлен. Я думал, что они наоборот устроят по этому поводу праздник. Потому что учился я в принципе хорошо, а вот с дисциплиной у меня было очень не очень. Совсем не очень. Отвратительно, если быть точнее. Если в школе происходило что-то из ряда вон – неважно, драка, протечка водопровода, дождь с градом или отключение электричества, учителя были единодушны в ответе на вопрос «кто виноват». До сих пор помню, как однажды меня вызвали

к директору после того, как в спортзале обрушилось баскетбольное кольцо. И только опрос свидетелей, подтвердивших, что в этот день я прогуливал школу, спас меня от расправы. Но и тогда Сергей Тимофеевич, похоже, не до конца поверил, что я мог упустить такой случай. Вот так…

Единственное, в чем я был дисциплинирован и собран, был спорт. Я с упоением занимался санным спортом, ездил на тренировки и с температурой, и летом в дождь и вообще в любую погоду и в любом состоянии. На тренировках я не хохмил, не подстраивал тренерам пакости, а стиснув зубы, до изнеможения катался и катался… Пока ноги не начинали подкашиваться не то, что от тяжести саней, а от тяжести собственного веса. Я переворачивался, падал, сдирал кожу с локтей, бился головой и стенки виражей, но мне было плевать. Ради нескольких мгновений свистящего ветра в ушах и шипения разрезаемого сталью полозьев льда, я снова и снова лез на старт… Как Сизиф со своим камнем…

И вот, после 8 класса, переупрямив родителей и учителей, я уехал в Астрахань поступать. Конкурс был 5 человек на место. Но мне было плевать – я знал, что поступлю и поступил…

И сейчас, отучившись почти год, мы готовились к настоящему плаванию на настоящем паруснике. Первое в нашей жизни плавание…

Строго говоря, это было второе плавание. Первое было неудачным. Практика на нашем учебном судне «Михаил Корсунов», которое все называли «Мишка Косой» из-за постоянного крена на левый борт. Что-то там не рассчитали, когда из рыболовецкого судна делали учебное. И получился М. К. наклоненным на бок, как пьяный матрос.

Плавание было учебным – нас просто загрузили на «Мишку» перед самым новым годом и мы отправились бороздить Седой Каспий.

Но Каспий так и не дождался нас. Перед самым выходом в море, спустя три дня после отплытия, на судне случился пожар и «Мишка» лишился вала гребного винта.

Плавание накрылось. Мы отметили новый год у стенки ремонтного завода, под проливным дождем. В полночь Печенег с Чичей стащили из шлюпки ракетницу и устроили салют. После чего немедленно с берега пришли угрюмые мужики, оттаскали Чичу и Печенега за уши с благословения боцмана и ушли.

Оказывается, ракеты упали на территорию то ли заправочной станции для судов, то ли нефтехранилища.

В общем, 1 января огромный спасательный корабль «Свирепый» взял наше кособокое суденышко за ноздри и потащил обратно в Астрахань.

Настроение у всех испортилось.

Решив, что если вместо обещанного месяца практика закончилась через неделю, можно уехать домой, Парамон с Печенегом быстро заразили этой идеей всю группу. Заговор обретал конкретику. Чича постоянно агитировал меня присоединиться, напирая на то, что если сбегут все, то ничего не будет. Откуда он это взял, он не знал.

Мне было не до этого – я зарабатывал, рисуя всей группе в отчетах по практике поперечный и продольный разрез учебного судна. По рублю с отчета. В группе было около сорока человек. Я заработал на отчетах тридцать рублей (кто помнит те времена, подтвердит, что это были очень неплохие деньги) – десять человек решили сэкономить и нарисовать разрезы сами. Я видел потом эти шедевры.

А еще перед самым сходом на берег Печенег украл у старосты нашей группы, странноватого и очень обидчивого Кости Перета (фамилия у него была такая странная – Перет) новую тельняшку и семь рублей…

Его вычислили. И ночью накрыли спящего одеялом и избили короткими обрезками черенков от лопат, на которых мы тренировались вязать морские узлы.

Я в расправе участия не принимал, узнал о ней утром – на Печенега было страшно смотреть… Ему чуть не выбили глаз и вышибли зуб, но Печенег как будто не замечал синяков – он принял их как данность и считал, что инцидент исчерпан…

Итак, вся группа решила сбежать по домам. Сразу после схода на берег все бросились на вокзал, а я спокойно поехал домой.

Тут нужно пояснить. Я единственный в группе учился на домашнем режиме. То есть, мне официально было разрешено жить не в экипаже, а у родственников.

Родственников я придумал сам, как только узнал о возможности перейти на домашний режим обучения. Придумал какую-то трогательную историю и начальник специальности, пробормотав что-то вроде «Вот чувствую, Острогов, что врешь где-то, но да черт с тобой», подписал мой рапорт. Просто в то время взрослые еще не верили, что подросток может так нагло и продуманно врать…

Жил я в съемной квартире, за которую платил по три рубля в месяц постоянно пьяному деду со стеклянным глазом. Деньги зарабатывал классическим по тем временам способом – разгружая вагоны… Квартира была чем-то средним между сараем и общагой, но я ужасно гордился, что в 16 лет я умудрился жить самостоятельно, провернув такую сложную комбинацию… После этого в группе большинство стали меня недолюбливать, но меня это не особенно тревожило…

…На утро я, как ни в чем не бывало, приехал в училище. Услышав от командира роты, что вся группа разъехалась по домам, я изобразил крайнее удивление и недоуменно пожал плечами – мол, а мне-то сейчас что делать?

Ротный долго и тяжело смотрел на меня, вздохнул и выписал отпускной на две недели. Так я уехал домой совершенно официально, в отличии от моих одногруппников.

Не скрою, я прекрасно понимал, что поступок мой не назовешь верхом благородства, но успокаивал я себя тем, что во время заговора я никому не обещал, что тоже сбегу…

Мне было шестнадцать – в морально-этические дебри залезать не хотелось, да и если честно, я был в восторге от своей хитрости – еще бы, я еду домой с официальным отпускным билетом…