Крестовый поход
Шрифт:
Уилл вспомнил замечание сенешаля, что папа Григорий недоволен Гуго и желает видеть на троне Иерусалима более серьезного правителя. Но Гуго вряд ли уступит без боя. При этом расклад предполагался такой: Темпл и венецианцы примут сторону Карла, а госпитальеры и генуэзцы выступят за Гуго. Так что не исключено кровопролитие.
Гийом тем временем опомнился, осознав, что сказал больше, чем следует. Он встал и весело улыбнулся Уиллу:
— Я призвал тебя сюда, чтобы принести благодарность, а вместо этого заговорил до изнеможения. Но ты должен меня понять, Уильям. Путешествие было долгим, и я все время находился наедине со своими мыслями.
— Я понимаю,
— И еще. — Великий магистр внимательно посмотрел на Уилла: — Я поручаю тебе дознаться, кто хотел меня умертвить. Тот юноша на пристани не был опытным убийцей, в этом я уверен, и, не исключено, действовал по чьему-то наущению или приказу. Маршал де Север обыскал мертвое тело и полагает, что он итальянец. Это одна зацепка. Вторая — мальчик, которого ты преследовал.
— Но, мессир… — начал Уилл.
— На тебя вся надежда. Ты единственный, кто видел мальчика.
За окном глухой колокольный звон возвестил, что пришло время вечерни. Великий магистр не сводил с Уилла взгляда.
— Я приложу все старания, — проговорил он.
Великий магистр улыбнулся:
— А теперь ступай, мой друг.
В свои покои Гийом вернулся лишь поздно вечером.
Он достал из дорожного ларца молитвенник, сел за стол, положил перед собой. Молитвенник был старый, в дорогом кожаном переплете с золотой застежкой тонкой работы.
Какое-то время Гийом сидел, не открывая его. Только гладил пальцами обложку. Он очень устал, болела голова. Великий магистр редко болел, и это недомогание было непривычно. В часовне после вечерней службы он произнес речь, с восторгом принятую братьями-тамплиерами. Потом разделил с ними трапезу в Большом зале, побеседовал с высшими чинами Темпла. Беседа могла бы длиться дольше, но помешала головная боль. Но сегодня был всего лишь его первый день здесь, на посту великого магистра. Они обсудят дела завтра. Гийом расстегнул застежку и открыл страницу с загнутым углом.
«Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя Твое. Да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на землех. Хлеб наш насущный даждь нам днесь. И остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должникам нашим. И не введи нас во искушение, но избави нас от…»
В дверь постучали. Затем она открылась, и вошел давний и надежный телохранитель Гийома, сицилиец. Короткие с проседью волосы еще сильнее подчеркивали смуглость его загорелого лица.
— Что, Дзаккария?
— Там к воротам явился человек. Желает говорить с вами, мессир. Клянется, что вы знаете его имя.
— Он его назвал?
— Да. Анджело.
Гийом нахмурился:
— Приведи его ко мне.
Дзаккария ушел. Великий магистр завершил молитву «Отче наш», закрыл молитвенник. Успел положить обратно в ларец, как в дверь постучали. В покои вошли Дзаккария и гость. Гийом кивком отпустил рыцаря-сицилийца, и тот закрыл за собой дверь.
— Приветствую вас, сеньор магистр, — произнес Анджело Виттури. Его смуглое красивое лицо было высокомерно бесстрастным. — Я рискнул посетить вас, несмотря на происшествие на пристани.
— В этом городе вести разносятся быстро. — Гийом сухо улыбнулся.
— Это хорошо, что быстро, сеньор, потому что весть нас встревожила.
— Нельзя было подождать день-два? — Гийом направился к столу, где стоял кувшин с вином.
— Нет, сеньор, ждать было нельзя. Завтра я отбываю в Египет. — Гийом предложил ему кубок, Анджело отрицательно покачал головой. — На встречу с человеком, о котором я говорил вам во Франции.
— Так он согласился? Я удивлен. Не думал, что тебе удастся склонить его так легко. — Гийом глотнул вина.
— Это было не трудно. Он недоволен своей жизнью.
— И что тебя привело сюда, Виттури?
Анджело помрачнел. Ему не нравился резкий тон великого магистра.
— Хотел убедиться, что ничего не изменилось. — Он пожал плечами. — Что вы не передумали.
Гийом усмехнулся:
— Тебе и твоему отцу не стоило бы подвергать мои слова сомнению. Я ими не бросаюсь.
Анджело кивнул:
— Мы всего лишь озабочены тем, чтобы все получилось. Попытка будет единственной. Вы уже решили, кого пошлете?
— Конечно, нет. Это можно сделать, только подобрав здесь людей, достойных доверия. Но у нас ведь еще есть время?
— Да. У нас еще достаточно времени.
Гийом посмотрел венецианцу в глаза, хищные, как у акулы, и тронул пальцами лоб. Голова болела настолько, что путались мысли.
— Тогда давай на сегодня закончим разговор, Виттури. Я буду выполнять свои обязательства, ты свои.
Анджело с поклоном покинул покои, а Гийом двинулся к окну.
Этот молодой человек ему не понравился при первой встрече, и вторая мнения не изменила. Гийому очень не хотелось иметь дела с этими купцами, но то, что они предложили, было важнее. Игра затевалась опасная, и его одолевали сомнения, но он уже не в первый раз отодвинул их в сторону, повторяя про себя: «У меня надежные союзники — король Эдуард, король Карл, папа Григорий, — они не позволят, чтобы Святая земля пала под натиском сарацинов; когда придет время, они поднимут Запад, я в этом уверен».
Он посмотрел в окно на тысячи мерцающих факелов, освещающих спящий город, как звездные небеса. Если все пойдет по плану, скоро начнется война с мусульманами.
— Мы сделаем то, что должны сделать, — произнес он тихо и еще тише добавил: — И да простит нас Господь.
7
Аль-Бира, Северная Сирия 26 февраля 1276 года от Р.Х.
Из зарослей тростника в небо воспарили стаи птиц. Рассветную тишину разорвал завывающий боевой клич тысячи глоток, а следом в стены аль-Биры полетели огромные валуны. Это дали залп выстроившиеся в боевом порядке семьдесят осадных орудий. И тут же управляющие катапультами воины-китайцы их перезарядили, вложив в кожаные пращи новые валуны. Залпы следовали один за другим. Время от времени воины заменяли валуны бочонками с горящей смолой, и тогда небо освещало зарево.
К шеренге катапульт медленно подкатывались три широкие деревянные платформы с диковинными сооружениями, похожими на сказочных чудовищ. В каждом было два уровня. На нижнем, защищенном деревянными перекрытиями, на коленях притаились лучники-сельджуки, нацелив стрелы в щели между досками. На верхнем уровне каждой башни под тяжелой деревянной крышей согнулись десять воинов-монголов в пластинчатых доспехах, напоминавших рыбью чешую. В руках они сжимали готовые к бою булавы и мечи. Следом двигались шеренги пеших воинов с длинными лестницами. На них были доспехи полегче, из дубленых воловьих шкур. Они шли, забросив на плечи щиты. У каждого на поясе болтался меч. За последние несколько дней воины сильно исхудали. Неожиданно свалившаяся на войско болезнь — свирепая рвота и понос — унесла около тысячи, остальные кое-как оправились и сейчас были в строю. Коричневая кожаная масса монголов местами расцвечивалась яркими плащами и тюрбанами полков сельджуков и иракцев.