Крестовый поход
Шрифт:
— Это правда, — согласился Уилл, — войны унесли многих, но…
— А ты, Уильям? Ты потерял кого-нибудь из близких? Товарищей? Наставников?
Уилл молчал. Великий магистр внимательно смотрел на него, ожидая ответа.
— Я потерял отца.
— Где?
— В Сафеде.
Лицо великого магистра смягчилось.
— Я был здесь, в Акре, когда там случилась эта бойня, и меня глубоко потрясло мужество наших людей, которые выбрали смерть, но не перешли в веру сарацинов. Я слышал также рассказы о жестокости Бейбарса, приказавшего осквернить их тела. Это ранило меня до глубины души. Что же говорить о тебе. Можно представить, как ты ненавидишь убийц отца.
— Поначалу ненавидел, — проговорил Уилл, с трудом удерживая
Последние слова как горящий фитиль воспламенили его память.
После подписания Бейбарсом мирного договора Уилл отправился в Сафед с двумя воинами полка Бари, которых султан дал в сопровождение. Огромная крепость по-прежнему возвышалась над рекой Иордан. Только приблизившись, Уилл заметил следы осады. Стены были в отметинах от камней осадных орудий и почернели от греческого огня. В крепости стоял отряд мамлюков. По внешнему двору бродили козы и куры, играли дети. Впрочем, людей здесь было немного. Величественное сооружение пустовало. Уилл зашел в оскверненную и разграбленную часовню. Статую Святого Георгия, покровителя Темпла, мамлюки сбросили с пьедестала и раскололи.
В воротах, рядом с навесной башней, он разглядел на стене фразу, написанную по-латыни, кажется, смолой:
«Non nobis, Domine, non nobis, sed nomini tuo da gloriam». «Не за себя, о Боже, не за себя, а во славу Твою».
Это были слова псалма, который рыцари произносили перед битвой. Уилл провел пальцем по черным буквам. Кто их написал? И когда? Перед тем как люди покинули крепость, поверив обещаниям Бейбарса? Или раньше? В любом случае люди могли найти утешение в этой надписи, когда выходили из ворот.
Восемьдесят голов, надетых на пики, потрясли Уилла, к этому он готов не был. Упав на колени, он очень долго смотрел, прежде чем нашел силы подняться и сделать то, что следовало. Разумеется, остались лишь черепа, ведь прошло шесть лет. Некоторые слетели с пик или соскользнули вниз. Два черепа вообще отсутствовали. Уилл узнал у мамлюков, что после казни тела рыцарей сожгли на костре, так что от них остались лишь эти черепа. Определить, какой принадлежит его отцу, было невозможно. Уилл прошел вдоль ряда, внимательно осматривая каждый, затем еще раз и сдался. Мамлюки молча наблюдали за ним, когда он отправился в крепость, нашел в каком-то стойле лопату, вернулся и начал исступленно копать братскую могилу. Его ничего не стесняло, он имел позволение султана и работал весь долгий жаркий день, забыв о еде, жажде и боли в руках. Наконец, когда солнце опустилось за дальние горы, погрузив речную долину в туманные тени, он бросил на могилу последнюю горсть земли. А затем тяжело сел рядом и еле ворочая языком прочитал молитву.
Уилл посмотрел на великого магистра:
— Ненависть к тем, кто убил отца, почти поглотила меня. Я был близок к одержимости. Следовало остановиться и простить.
— Я понял, — сказал Гийом. — Но это ничего не меняет. Бейбарс и его мамлюки хотят нас изгнать. Поэтому мирный договор будет нарушен. Это неизбежно. Нам надо готовиться, собирать силы. — Его тон оставался искренним и спокойным. — Ты ведь не хочешь конца христианства на Святой земле? Не хочешь, чтобы гибель твоего отца и всех достойных мужественных людей до него была напрасной? Я знаю, ты этого не хочешь.
— Нет, мессир, — пробормотал Уилл.
А что еще он мог сказать? Великий магистр ожидал от него ненависти к сарацинам, ожидал желания сражаться за идеалы Темпла и мечты христианства. Так мыслили все добрые христиане, все доблестные рыцари.
Два столетия назад сюда пришли те, кого мусульмане называли аль-фиринья, франки. Захватив в кровавых битвах большие города — Антиохию, Триполи, Иерусалим, — подавив мусульман, иудеев и местных христиан, первые крестоносцы утвердились на этой земле, которую называли Святой. Здесь они
Крестовые походы шли один за другим. На Святую землю с Запада хлынули люди в надежде на отпущение грехов и в поисках богатства. Но прошли годы, все изменилось. Ослабевшие франки с трудом удерживали Иерусалим от посягательств неверных, и наконец тридцать два года назад мусульмане его отвоевали. Из четырех основанных первыми крестоносцами государств в руках христиан оставались только графство Триполи и Иерусалимское королевство, столицей которого теперь стала Акра. Графство Эдесса и княжество Антиохия были потеряны. Теперь в гавань Акры суда приходили большей частью полупустыми. На Святую землю стремились лишь наемники и разный сброд. Беглые преступники и крестьяне, доведенные нищетой до отчаяния. Число паломников тоже сильно сократилось.
Уилл понимал правоту великого магистра. Многие с горечью переживали потери от нашествий Бейбарса. Несмотря на усилия «Анима Темпли» к утверждению мира, тамплиеры и все остальные продолжали с надеждой смотреть на море, не появится ли на горизонте величественный флот, который возвестит о новом Крестовом походе и возвращении Иерусалима в руки христиан. С каждым годом франков оттесняли все ближе к морю, и никто не знал, как долго они смогут здесь оставаться.
Когда великий магистр заговорил о том, как он намерен восстановить положение христиан на Святой земле, Уилл вспомнил недавние слова сенешаля: «Я опасаюсь, что таким смелым окажется наш великий магистр. Он не скрывает своего желания отвоевать у Бейбарса потерянные земли и может порушить наш мир с сарацинами».
— Нам нужно объединить силы на землях, которые нам оставил Бейбарс. Мы разобщены и слабы. Акра — это… — Гийом задумался, подыскивая определение поярче, — это толстый червяк, извивающийся на крючке. — Он смотрел на Уилла, но казалось, что обращается к большому собранию. — А мы заняты каждый своими трудностями и не замечаем, что рядом в воде притаился хищник, готовый этого червяка заглотить. — Гийом сжал кулак. — И нам конец. — Он поднялся и зажег свечу. — Если мы хотим выжить, нам нужно быть вместе. Беда придет снова, обязательно придет. И объединиться нам поможет мой кузен, когда взойдет на трон Иерусалима.
Только при зажженной свече Уилл осознал, как затянулся разговор. За окном стало совсем темно. Скоро колокола зазвонят к вечерне.
— А это уже определено, мессир, что на трон взойдет Карл Анжуйский? — осторожно спросил он.
— Есть надежда. На Лионском соборе папа Григорий склонил Марию Антиохийскую продать Карлу свои права на иерусалимскую корону. Это должно случиться скоро, и мы опять получим надежного правителя.
Вести о соборе в Лионе достигли Акры. Уилл слышал разговоры о борьбе за трон Иерусалима. Пока королем считался Гуго III, который также был королем Кипра. Иерусалим давно находился под властью мусульман, но титул короля давал его носителю власть над Акрой и тем немногим, что осталось от Заморских земель. Гуго поступил иначе, чем большинство его предшественников, которые передавали управление Акрой регенту. Он прибыл с Кипра, решив по-настоящему править, чем вызвал недовольство подлинных властителей Акры. Рыцари высоких рангов, купцы, община бюргеров и верховный суд — все они десятилетиями не видели над собой никакой власти и привыкли к свободе. К тому же на трон Иерусалима претендовала также кузина Гуго, Мария, принцесса покоренного сарацинами княжества Антиохия. Верховный суд Акры был склонен принять сторону Гуго, и Уилл понимал почему. Молодой король Кипра внушал большие надежды, чем старая незамужняя принцесса. Однако Мария не смирилась и на Лионском соборе обратилась с жалобой к папе, который убедил ее продать права на трон Карлу Анжуйскому.