Крестьянка в наказание
Шрифт:
Сама матушка садиться не стала, а принялась быстро ходить, стараясь не задевать кровать и шкаф, занимавшие большую часть комнаты. Мне стало не по себе. Неужто решила просветить о том, что происходит между мужем и женой? Так Руланка давно уж всё рассказала…
Глядя на волнение матушки, уж было хотела успокоить её — нет нужды в этом разговоре, как матушка, глянув глазами полными слёз, начала:
— Я не хотела, Рушка, чтобы ты знала. Но отец прав. Жизнь этак повернула, будет лучше, если я тебе всё расскажу.
Сев на кровать, опустила крепко сцепленные руки между
— Дело в том, — матушка глубоко вздохнула, точно перед прыжком в ледяную воду, — ты моя дочь, но не дочь своего отца.
Я зажала рот рукой, стараясь не проронить ни звука… Вот оно что! Вот почему пошла не в свою семью… Но матушка? Не верю!
— В деревню, где мы раньше жили, часто проезжие наведывались. Жили мы рядом с городом, у тракта. Людей разных заносило… Однажды занесло к нам господ…
Почувствовала, как сдавило горло, оказывается, перестала дышать. Услышав вздох, матушка поднесла к губам уголок плата и прикусила его, но всё же продолжила:
— Ты дочь одного из них. Снасильничали меня. Отец тогда в отъезде был. Он вернулся, а их ищи, как ветра в поле… Я на себя чуть руки не наложила. Только из-за Руланки и удержалась… Тогда отец собрал нас, дом продал да и купил дом здесь, подальше от тракта… От людей проезжих…
Она смолкла, а я поняла теперь откуда в матушке эта боязнь приезжих, откуда этот припадок, когда солдат на меня кинулся…
— Матушка, родненькая, — плюхнулась на пол, обхватила её ноги и припала лицом к коленям.
Мне на голову упало несколько слезинок.
— Держись, Рушка, держись. Тебе сильной надо быть. Тебя в другой мир забирают и, дайте боги, чтобы твой муж оказался заступником за тебя, как отец… Страшно мне тебя отпускать, но с большими людьми нам не спорить. Если уж откуда-то этот герцог о тебе узнал и для чего-то ты ему понадобилась, не нам перечить. А знай одно. Если станет совсем невмоготу, если предпочтёт он твой позор своей выгоде — возвращайся. Мы с отцом обговорили. Примем обратно. Домик справим, будешь жить сама по себе, если не захочешь с кем-то из сестёр или с братом жить. На кусок хлеба своим рукоделием всегда заработаешь.
Я подняла голову и сухие матушкины губы коснулись лба.
— Теперь ступай. Постарайся сёстрам о нашем разговоре не говорить. Сёстры сёстрами, а может и так выйти, попрекать будут до конца дней, что чужого ты семени. Мало таких, как отец, кто чужую кровь примет и воспитает, будто родную…
Матушка оттолкнула слегка, заставив подняться на ноги. Утерев слёзы, наклонилась и чмокнула горячую щёку матушки.
Да уж, какие ещё повороты сделает моя судьба?
Батюшка, когда вернулась, глянул исподлобья, что-то мастеря за столом.
Не удержавшись, подошла и к нему, нерешительно помялась под суровым взглядом, не сдержалась — поцеловала в щёку… Он не отстранился, похлопал свободной рукой меня по спине и ничего не сказал, но суровость ушла из глаз. Неужто думал, откажусь от него? Да кто ж мне
***
Прибыл жених на день раньше договорённого. Точнее не на день, на ночь. Приехал вечером и сразу направился в дом старосты, где стояли на постое стражники.
За Руланой прислали мальчишку. Она быстренько засобиралась и убежала домой, прихватив прощальный подарок — рубашечку для обряда имянаречения новорождённого. Я плела кружева и расшивала тонкое полотно с того дня, как радостная Рулана сообщила о второй тягости. Казалось мне, будет мальчик, так ожидаемый всей семьёй старосты. Мальчик-наследник.
Увидев рубашечку, сестрица задохнулась от восторга, прижала подарок к груди и не хотела выпускать из рук. Насилу удалось уговорить завернуть подарок в тряпицу — негоже если раньше времени увидят такую вещь. Она от сглаза должна уберегать младенчика, поэтому никому кроме мастерицы и матери в руки не дают, пока в храме малыша не освятят.
Вся семья сидела в напряжении, не зная, чего ожидать от такого важного господина. Дело к ночи. А вдруг решится прийти? Не пришёл. Прислал с одним из своих охранников ларец с украшениями для невесты, да малый ларчик с выкупом.
Батюшка открыл оба ларца и мы, столпившись у стола, дружно ахнули. Один из работников, совсем молодой парнишка, то и дело подкалывавший Оленку, аж присвистнул, за что тут же получил затрещину от матушки — не дело в доме свистеть. Но мне самой присвистнуть захотелось. Я почувствовала — жаром окатило лицо, даже схватилась за щёки. А потом лёд пробежал по спине. Это сколько же у герцога денег, если он такой выкуп за меня дал, да ещё и такие украшения прислал? Как же я в эдаком богатстве на улице покажусь? Да меня, охранять надо почище городских барышень!
Батюшка досадливо крякнул:
— Оленка-то, похоже, права была. Ни к чему герцогу наше приданое.
— К чему, ни к чему, а должно быть и будет! У Рушки хоть какая ниточка своя быть должна. Да и монетку дадим, герцогу ни к чему, а глядишь и пригодится! Не нищие! — решительно захлопнула матушка ларцы. — Ты, отец, давай-ка, убирай это всё подальше. Ночь переночуем, завтра венчание, а после по-тихому в город в банку свезёшь. Дома этакие деньжищи хранить нельзя!
Все дружно закивали. А батюшка подхватил ларцы и тихо, но весомо предупредил:
— Если кто хоть словечко!..
Снова дружные кивки. Даже работники посерьёзнели. Кому ж захочется терять место в доме, где такой достаток. Дураков нет! Это ж теперь батюшка богаче старосты стал.
А мне вдруг подумалось — не просто так герцог милость проявил. Не иначе, боги нашептали. За доброту батюшкину, что чужую кровь в доме принял, вырастил-воспитал, как родную. Строг всегда был, уж ничего не скажешь, но и на учение к Маните отдал, денег не пожалел, хоть и жили тогда очень бедно, а заплатил. А теперь и в дом достаток придёт. Таких денег всей семье и на новый дом, и на хороший скот, и на кусочек земли прирезать хватит…