Крейг Кеннеди
Шрифт:
Следующие полчаса были заполнены калейдоскопическими событиями – вызовом доктора Лесли в полицию, отъездом коронера с Мастерсоном под стражей и усилиями доктора Росса успокоить его теперь почти истеричную пациентку, миссис Мейтленд.
Затем, казалось, в старой лаборатории, которая так часто была ареной подобных событий, воцарилось спокойствие, напряженное от человеческого интереса. Я едва мог скрыть свое изумление, наблюдая, как Кеннеди спокойно возвращает на свои места части аппарата, которым он пользовался.
– В чем дело? – спросил он, поймав мой взгляд, когда остановился с тонометром в руке.
– Ого, –
– Любой месяц, какой тебе будет угодно, – мрачно улыбнулся он, неохотно убирая тонометр в шкаф.
Это было бесполезно. Я знал, что любой другой месяц был бы точно таким же.
– Ну, – слабо ответил я, – все, на что я могу надеяться, это на то, что каждый день не будет таким напряженным, как этот. Я надеюсь, по крайней мере, что ты дашь мне время сделать кое-какие заметки, прежде чем снова отправишься в путь.
– Не могу сказать, – ответил он, все еще занятый возвращением принадлежностей на привычное место. – Я не контролирую дела по мере их поступления ко мне – за исключением того, что я отказываюсь от тех, которые меня не интересуют.
– Тогда, – устало вздохнул я, – откажись от следующего. Мне нужно отдохнуть. Я иду домой спать.
– Очень хорошо, – сказал он, не делая ни малейшего движения, чтобы последовать за мной.
Я с сомнением покачал головой. Было невозможно навязать Кеннеди что либо. Вместо того чтобы выказать какое-либо желание выключить лабораторный свет, он, казалось, рассматривал ряд наполовину заполненных пробирок с рассеянностью человека, которого прервали в разгар увлекательного занятия.
– Спокойной ночи, – сказал я наконец.
– Спокойной ночи, – машинально повторил он.
Я знаю, что он спал той ночью – по крайней мере, его кровать была застелена, когда я проснулся утром. Но он исчез. Но с другой стороны, для него не было ничего необычного в том, что, когда его лихорадило от работы, он считал даже пять или меньше часов ночного отдыха роскошью. Это не имело никакого значения, когда я спорил с ним. Тот факт, что он сам преуспел в этом деле и мог оправдать свои действия, указав на других ученых, был достаточным опровержением.
Я медленно оделся, позавтракал и начал записывать то, что мог, из наспех набросанных заметок предыдущего дня. Я знал, что работа, какой бы она ни была, которой он сейчас занимался, должна была носить характер исследования, дорогого его сердцу. Иначе он оставил бы мне весточку.
Однако за весь день от него не поступило ни слова, и я не только углубился в свои заметки, но и, поскольку мой аппетит был подогрет нашим первым делом, захотел большего. На самом деле я начал немного беспокоиться из-за продолжающегося молчания. Рука на дверной ручке или телефонный звонок были бы желанным облегчением. Постепенно я начал осознавать тот факт, что мне нравились волнения этой жизни так же сильно, как и Кеннеди.
Я понял это, когда внезапный резкий звонок телефона заставил мое сердце забиться почти так же быстро, как зажужжал маленький колокольчик.
– Джеймсон, ради всего святого, немедленно найди Кеннеди и приведи его сюда, в салон красоты "Новелла". У нас самый худший случай, с которым я сталкивался за долгое время. Доктор Лесли, коронер, здесь и говорит, что мы не должны предпринимать никаких действий, пока не прибудет Кеннеди.
Я сомневаюсь, что за все наше долгое знакомство я когда-либо слышал, чтобы первый заместитель О'Коннора был более дико взволнован и, по-видимому, более беспомощен, чем он казался по телефону в тот вечер.
– Что случилось? – спросил я.
– Не бери в голову, не бери в голову. Найди Кеннеди, – почти резко крикнул он в ответ. – Это мисс Бланш Блейсделл, актриса – ее нашли здесь мертвой. Это абсолютная загадка. А теперь хватай его, ХВАТАЙ.
Был еще ранний вечер, и Кеннеди не пришел, и он не прислал никакого сообщения в нашу квартиру. О'Коннор уже проверил лабораторию. Что касается меня, то я не имел ни малейшего представления, где находится Крейг. Я знал, что дело должно быть срочным, если его ждут и помощник шерифа, и коронер. Тем не менее, после получасового энергичного телефонного разговора я не смог найти следов Кеннеди ни в одном из его обычных мест.
В отчаянии я оставил для него сообщение посыльному на случай, если он позвонит, вскочил в такси и поехал в лабораторию, надеясь, что кто-нибудь из тех, кто ухаживает за ним, все еще может быть поблизости и может что-то знать о его местонахождении. Уборщик смог просветить меня до такой степени, что рассказал, что примерно час назад за Кеннеди заехал большой лимузин и что он уехал в большой спешке.
Я отказался от затеи поисков как от безнадежной и поехал обратно в квартиру, чтобы подождать его, когда посыльный бросился на меня как раз в тот момент, когда я расплачивался за проезд.
– Мистер Кеннеди на проводе, сэр, – крикнул он, почти втащив меня в холл.
– Уолтер, – почти прокричал Кеннеди, – Я в больнице Вашингтон-Хайтс с доктором Бэрроном – ты помнишь Бэррона, в нашем классе в колледже? У него очень своеобразный случай с бедной девушкой, которую он нашел блуждающей по улице и привел сюда. Самый необычный случай. Он приехал в лабораторию вслед за мной на своей машине. Да, у меня есть сообщение, которое ты оставил с посыльным. Поднимись сюда и забери меня, и мы поедем прямо в "Новеллу". До свидания.
Я не останавливался, чтобы задавать вопросы и продолжать разговор, зная, как сильно раздражен О'Коннор. Было достаточным облегчением узнать, что Кеннеди наконец-то нашелся.
Он был в психопатическом отделении вместе с Бэрроном, когда я поспешил туда. Девушка, о которой он упомянул по телефону, в то время спокойно спала под воздействием опиата, и они обсуждали это дело снаружи, в холле.
– Что ты сам об этом думаешь? – спросил Баррон, кивая мне, чтобы я присоединился к ним. Затем он добавил для моего просвещения: "Я нашел эту девушку, бродящую с непокрытой головой по улице. По правде говоря, сначала я подумал, что она пьяна, но внимательный взгляд показал мне, что это не так. Поэтому я затолкал бедняжку в свою машину и привез ее сюда. Всю дорогу она продолжала плакать снова и снова: "Послушай, разве ты не видишь этого? Она в огне! Ее губы сияют – они сияют, они сияют". Я думаю, что девушка сумасшедшая и у нее была какая-то галлюцинация.