КриБ,или Красное и белое в жизни тайного пионера Вити Молоткова
Шрифт:
Клара стояла неподвижно, как будто происходящее ее не касалось.
– Пойдем, – сказал я.
– Ладно, – пискнула она капризно, но с места ей двинуться не дали. Приятель нашего вора схватился за Кларину сумочку, так что я прямо обомлел.
Солнце светит, улица, глина – вроде всё понятные вещи, но в голове какой-то колокольный ужас.
– Бакшиш! – с угрозой крикнул вчерашний мальчик.
Клара вырвала сумочку, я же, подумав, что сестра иногда на удивление решительна, взял да и ударил, несколько кривовато, мальчика в нос. После чего вообще перестал
Конечно, нужно было бежать именно в этот момент. Но, на свою беду, мы остались.
Мальчик-разбойник вытер кровь под носом и страшно засмеялся. Смеялся он неспроста. Его дружки в этот момент раскричались – это я слышал, но от волнения плохо, – и из соседних домов повалили люди, как будто только этого и ждали. Казалось, их не меньше, чем было вчера на площади, когда папа совершал подвиг с бутылкой.
«А кстати, – медленно подумал я, глядя, как толпа уже не маленьких, а совсем взрослых и даже немолодых разбойников, с бородами, в белых своих разбойничьих одеждах, окружила нас со всех сторон, – если сейчас не придет папа, то нам конец».
Солнце пекло, и все вокруг стало белым: и глиняные дома, и воздух. Даже все разбойники перестали быть смуглыми и чернобородыми – мы оказались в окружении совершенно белых теней, если вы представляете.
Можно сказать, конечно, что это я рехнулся от страха, но тогда вы поймете, почему я ни капельки не удивился, когда толпа расступилась и к нам, как на сцену, вышла маленькая старушка – вся в белом, понятно, да еще с белым же кружевным зонтиком.
– Что случилось? – спросила она тихо, но очень внятно.
– Почему вы говорите по-русски? – изумился я.
– Потому что я русская, – ответила старушка. – Расскажи очень коротко, что тут у вас за катавасия.
Ох как я обрадовался, услышав такое родное слово!
– Вчера он украл у папы кошелек, – я показал на маленького араба со слегка опухшим носом. – А сегодня… – словом, я действительно постарался быть предельно кратким.
Я тараторил, и во мне расцветала надежда, что старушка в белых кружевах что-то сможет сделать со всей этой шайкой.
Шайка, кстати говоря, тоже не молчала. Взрослые разбойники расспрашивали маленького, тот размахивал руками, злобно показывая то на меня, то на Клару. Взрослые в ответ шевелили бородами. Кольцо сжималось вокруг нас.
Когда я затылком уже чувствовал их жаркое дыхание, старушка заговорила. И как это она исхитрилась выучить арабский язык? Но выучила хорошо, говорила без остановки, уверенно, я бы даже сказал, напористо, и зонтик в ее руке сновал, словно парус над волнами.
Что она говорила? Мы с Кларой слушали очень внимательно. Я даже рот открыл, но, в отличие от разбойников, которые тоже слушали не отрываясь, не понимал ни слова. Если бы я знал, что мне так понадобится арабский, я бы ночей не спал, а выучил.
Старушка закончила свою речь, и тут произошло удивительное. Один разбойник, самый старый, подошел к мальчику с опухшим носом и дал ему такую затрещину, что тот свалился, а я подумал, что сейчас и мне несдобровать. Но ничего подобного: всхлипывающего мальчика разбойник схватил
Толпа загалдела, и тут откуда ни возьмись появились папа с мамой. Папа от волнения был совершенно красный и дымился, как паровоз, и даже мама покраснела слегка – не то тоже от волнения, не то от белого солнца.
– Что такое, товарищи? – закричал папа, вскочив в середину толпы и с облегчением увидев нас. – Все в порядке, товарищи! – продолжил он, а собравшиеся уже расходились. – Ну вот! – обрадовался он. – Я знал, что простые люди сердцем понимают, что мы такие же, что мы на одних баррикадах.
– Папа! – зарыдала Клара и бросилась в объятия к маме, успев показать в броске на старушку. – Это она нас спасла!
– Спасибо! – грянул папа. – От всей души. Я Владимир Ильич. Красный директор, – он протянул старушке руку.
Она величаво наклонила голову и тоже протянула папе руку… ладонью вниз. Словно ожидала, что папа ее поцелует!
– Очень приятно. Княгиня Зинаида Андреевна Трегубова.
– О господи, – пролепетала мама.
А папа взял и поцеловал княгине руку.
Глава третья
Изменение в нашей жизни
Вот чем может закончиться невинная прогулка по узким улицам магрибской медины. «Магрибская» означает «североафриканская», а «медина» – в прямом переводе просто «город», на самом деле – его старинный центр. Это все объяснила мне моя знакомая княгиня. Которая… но лучше, как она говорит, начать ab ovo, то есть «от яйца» – в смысле с самого начала.
Завязку вы уже знаете, но не знаете, что все мы, обалдевшие от знакомства со всамделишной княгиней, прямо вцепились в нее. Это же как с персонажем из книги познакомиться! Например, с Бабой-ягой. Хотя в нашем случае совсем наоборот, потому что кроме удивления нас переполняло еще и сильное чувство благодарности.
Вся наша семья скакала вокруг княгини восторженными зайцами. Потом папа отвел всех в ресторан, и мы сели, разглядывая ее и желая задать сразу сто тысяч вопросов.
– Дело в том, – сказала княгиня, – что я прожила здесь всю жизнь и хорошо знаю местных людей. Они без зазрения совести украдут у вас деньги, но обижать женщину здесь не принято, и вы, мон шер, – это она обратилась ко мне, – сделали единственную возможную и правильную вещь, встав на защиту чести своей сестры.
У меня аж коленки задрожали от удовольствия! Меня еще в жизни никто не называл моншером, а тем более не хвалила настоящая княгиня. Я зашмыгал носом и, наверное, покраснел.
– Когда я им это объяснила, исход дела был решен, – закончила она.
– Но как? – удивилась мама. – Как же это вы прожили здесь всю свою жизнь? – мамин бидонный голос выражал удивление страшной силы.
Белая старушка дотронулась до броши на кружевной блузке и улыбнулась.
– В этом нет ничего странного, – сказала она. – Мои родители бежали и оказались в конце концов в Касабланке. В «белом городе», в котором уже очень много лет назад родилась я.