КриБ,или Красное и белое в жизни тайного пионера Вити Молоткова
Шрифт:
– Да, – гулко подтвердила мама, поняв, куда ветер дует. – Чтобы общаться с угнетенными. Правильно?
– Правильно! – сказал папа. – А теперь купаться. Закаляйся смолоду! – В этот раз он подмигнул мне индивидуально. И мы пошли к океану.
Мы плавали и брыкались в волнах, которые тоже брыкались, как сильные рыбы, а на берегу в кресле, принесенном из отеля, сидела княгиня. Вся в белом. Я не описал ее толком, но если вы в состоянии представить себе стопроцентную княгиню – то да, вот именно так она и выглядела.
Глава
Удивительный гоголь-моголь
Мы вернулись домой. В нашу краснознаменную квартиру. Здорово было оказаться в своей комнате, увидеть все то же, что и всегда, но при этом понимать, что жизнь изменилась к лучшему. Это я, конечно, про княгиню.
Зинаида Андреевна получила комнату недалеко от моей, и, по-моему, комната ей понравилась. А теперь спросите меня: чего это я, можно сказать, стал обожать странную белую старушку? Которая, если честно, совершенно не подходила, если можно так выразиться, к интерьеру нашей большевицкой квартиры, к нашему ясному и безоговорочному быту.
– Как интересно, – сказала она, когда по приезде мы все вместе впервые торжественно вошли в большую комнату, – как много красного цвета вокруг. В прежние годы у нас он в таком количестве появлялся только на Рождество. Но на праздник вообще все украшалось. А у вас, – она с нескрываемым удивлением снова обвела взглядом все вокруг, – такое ощущение, что праздник каждый день.
– Трудовые будни – праздники для нас! – ответили мы хором. Искренне, ведь эта веселая фраза означала просто, что у нас все хорошо и что у нас и в самом деле каждый день праздник.
– Поразительно! – Зинаида Андреевна подошла к окну и увидела Кремль. – Неужели это Кремль? – в этот раз ее удивление прозвучало восторженно, так что я возгордился и даже немного приосанился. – Значит, вы очень состоятельная семья, как я и думала. Но все-таки, – видно было, что она обдумывает фразу, – для настоящего праздника нужно предварительно много работать. Думать, делать… по крайней мере, прежде так было принято.
– Это мы тоже умеем, – папа тоже радовался произведенному впечатлению. – Кто не работает, тот не ест!
– Да? – в этот раз удивление княгини хвалебным не было. – Мне раньше не приходилось слышать столь оригинального высказывания.
Ну теперь-то вы хоть немного меня понимаете? Наша жизнь перестала быть окончательной, что ли, у нее, у жизни, открылись другие горизонты, распахнулись створки, и, мне кажется, вся наша семья стала больше думать. О чем? Сейчас расскажу.
Все началось на второй день, когда княгиня отчитала Дуню. Хотя начала с папы.
– Простите великодушно, – обратилась она к папе, который появился на кухне, как обычно, в тренировочном костюме, – но отчего у вас завтрак подают здесь, а не в столовой?
Не ожидавший такого поворота, папа ответил не сразу.
– Ну как же, – пробормотал он, – поближе к народу.
– Безусловно, – сказала Зинаида Андреевна ясно, – прислуга имеет свои права, но главное, как и у всех нас, это обязанности. Которые она выполняет не лучшим образом.
– Как? – изумление папы было так велико, что даже не могло перейти в раздражение. – Дуня наша помощница – она помогает…
– Я понимаю, – обратилась княгиня в этот раз к Дуне, – что быть кухаркой и горничной одновременно очень хлопотно, но отчего же вы готовите для всей семьи одинаковые блюда? Ведь вы, наверное, знаете, что для мальчика в гимназическом возрасте обязательны особые кушанья?
– Знаю, – если уж папа смешался от такого поворота событий, то что говорить о Дуне – она просто блеяла и растворялась на глазах.
– Замечательно, – похвалила княгиня кисель, в который превратилась Дуня. – Значит, условимся, что с завтрашнего утра наш юный герой будет получать гоголь-моголь.
– Какой еще моголь? – на кухне появилась мама, тоже, как обычно, одетая в спортивный костюм, только у папы он красный с полосочками, а у мамы красный с чем-то блестящим вроде сияющих бус.
И как это только удалось Зинаиде Андреевне? Она еще не сказала ни слова, но мамин великолепный наряд сразу поблек, словно попал под грозовую тучу, так что мама и сама слегка уменьшилась.
– Как говорят, – строго сказала княгиня, – этот десерт придумала графиня Потоцкая, но даже если и не она – значения не имеет. Просто он очень питателен и прекрасно подходит юным созданиям, овладевающим знаниями и идущим в жизнь. – Княгиня милостиво улыбнулась Дуне. – Я сейчас же научу вас, а вы, – обращаясь уже к папе с мамой, – вы, милостивые государи мои, соблаговолите выходить к завтраку одетыми как полагается. Глядя на вас, воспитываются ваши дети.
– Значит, завтра накрывать в столовой? – пошевелилась Дуня.
Взгляд княгини был таким, что, будь я в этот момент на месте Дуни, я бы тотчас накрыл в столовой, а потом лег на стол и умер. Завтрак прошел в молчании.
В школе, а точнее в гимназии, где я учусь, всем, конечно, было интересно узнать, куда это я исчезал, но я решил помалкивать. Во-первых, никто не поверит, а во-вторых, я и сам вдруг засомневался, что все это происходит с нами. Вот приду домой, а никакой Зинаиды Андреевны, никакой княгини, а только красные звезды привычно мигают с Кремля.
Уроки закончились, я кинулся домой, как будто за мной гналась дикая собака, бежал и трусил, а когда влетел, потный и встревоженный, то тут же наткнулся на княгиню.
– За тобой гналась дикая собака динго? – спросила она, а я, мокрый и жалкий, просто сопел и радовался.
На завтрак следующим утром все собрались как на парад. Папа – в костюме и при галстуке, мама – в платье в цветок под названием мак, заспанная Клара, которая вечером допоздна советовалась с мамой, что ей надеть, и я, которому было проще всего. У нас в гимназии форма.