Крик дьявола
Шрифт:
— Довольно мерзостей! — воскликнула Роза.
— Скажите пожалуйста — она говорит «довольно мерзостей», а до чего еще вы там вдвоем договорились за моей спиной?
Себастьян с важным видом встал из-за стола.
— Я не позволю, чтобы в моем присутствии так разговаривали с дамой, сэр. Тем более что эта дама оказала мне честь, согласившись стать моей женой. — Он начал расстегивать куртку. — Я прошу вас пройти со мной в сад и дать мне сатисфакцию.
— Что ж, пойдем. — Выбравшись из своего кресла, Флинн уже собирался пройти мимо Себастьяна, который в тот момент стоял с руками
— У-ух! — Невольно подавшись вперед, Себастьян попал прямо под удар Флинна правым кулаком снизу. Удар пришелся точно между глаз, и, резко меняя направление, Себастьян полетел назад через веранду. Низкое деревянное ограждение оказалось как раз у него под коленями, и он медленно кувырнулся прямо в цветочную клумбу, разбитую возле веранды.
— Ты убил его! — взвизгнула Роза, хватая со стола тяжелый фарфоровый чайник.
— Надеюсь, — отозвался Флинн, увернувшись от едва миновавшего его голову чайника, который вдребезги, с разлетевшимися в разные стороны заваркой и брызгами кипятка разбился о стену веранды.
Цветы на клумбе угрожающе зашевелились, и в следующее мгновение из них показалась голова, щедро осыпанная синими лепестками гортензии, с которыми вполне гармонировали по-хамелеоньи быстро менявшие свой цвет и уже заплывшие глаза Себастьяна.
— Должен тебе сказать, Флинн, что это было нечестно, — заявил он.
— Он даже не видел, — возмутилась Роза. — Он был не готов, когда ты его ударил.
— Ну, уж теперь-то он видит! — заорал Флинн и, как гиппопотам, бросился с веранды вниз. Поднявшись из гортензии, Себастьян принял боевую стойку боксера.
— По правилам маркиза Куинсберри [21] , — успел упредить он Флинна по мере его приближения.
Свое непризнание правил маркиза Флинн засвидетельствовал, ударив Себастьяна по голени. Вскрикнув, Себастьян заскакал на одной ноге вон из клумбы, а Флинн последовал за ним, продолжая награждать его смачными пинками. Дважды попав ногой в цель, на третий раз он все же промахнулся и благодаря щедро вложенной в удар силе оказался распростертым на лугу. Пока Флинн поднимался на колени, Себастьян успел подготовиться к следующему «раунду».
21
Правила ведения боксерских поединков от 1867 г.
Несмотря на то что у него заплыли оба глаза и сзади ощущался дискомфорт, он вновь, выставив вперед левую руку и прикрывая грудь правой, встал в боевую стойку. Неожиданно он заметил, как позади Флинна с веранды спускалась его невеста. Она была вооружена ножом для хлеба.
— Роза! — Себастьян не на шутку встревожился. Было совершенно ясно, что ради защиты своей любви Роза не остановится перед отцеубийством. — Роза! Зачем ты взяла нож?
— Я сейчас проткну его этим ножом!
— Ты не сделаешь этого! — воскликнул Себастьян. Однако у Флинна не было подобной уверенности относительно намерений дочери,
— Благодарю, Басси, — сказал Флинн, награждая своего спасителя очередным пинком по уже порядком побитой заднице. Удар оказался чрезвычайно болезненным.
Немногим доводилось видеть Себастьяна Олдсмита в гневе. В последний раз это произошло восемь лет назад.
Двое шестиклассников, окунув Себастьяна головой в унитаз, спустили воду и в результате ненадолго оказались в больнице.
В этот раз свидетелей было больше. На крики и звон разбитой посуды на лужайке собралось все окружение Флинна, включая Мохаммеда и его аскари. Затаив дыхание, они наблюдали за происходящим.
На веранде, словно на трибуне, стояла Роза, и глаза ее сверкали кровожадностью, которая просыпается даже в самых мягких женщинах, когда за них сражаются мужчины. Это побудило Себастьяна к еще большей свирепости.
Все длилось недолго — наподобие урагана, а по окончании бури наступила зловещая тишина. Флинн лежал, распростершись на лужайке. Его глаза были закрыты, он тихо похрипывал, из носа пузырилась кровь.
Мохаммед с пятью помощниками понесли пострадавшего к бунгало. Его туша с мерно покачивавшимся внушительным животом лежала у них на плечах, а измазанная кровью физиономия выражала глубокое умиротворение.
Оставшись на лужайке в одиночестве, Себастьян все еще стоял со свирепой гримасой на лице, дрожа всем телом, как в лихорадке. Но затем, при виде того, как уносят грузное, неподвижное тело, вся ярость тут же схлынула с него. И на лице, уже выражавшем беспокойство, появилось сожаление с легким оттенком досады.
— Я же говорил… — Его голос был хриплым. Себастьян поплелся вслед за процессией. — Не надо было меня пинать. — Беспомощно разведя руки в стороны, он, словно в мольбе, воздел их к небу. — Не надо было так.
Роза медленно спустилась с веранды, направилась к нему и, остановившись, подняла на него взгляд, полный гордости и восторга.
— Ты был великолепен, — прошептала она. — Как лев. — Обхватив Себастьяна за шею обеими руками, она прижала его к себе. — Я люблю тебя, — сказала она и поцеловала его.
У Себастьяна с собой почти ничего не было — все его вещи были на нем. У Розы же, наоборот, оказалось такое количество ящиков и коробок, что никто из дюжины собравшихся на лужайке перед домом носильщиков не остался без работы.
— Ну, — буркнул Себастьян, — наверное, пора.
— Да, — прошептала Роза, окидывая взглядом цветущую зелень Лалапанзи. Хотя идея отъезда принадлежала ей, сейчас ее одолевали сомнения. Это место было ее домом с самого детства. Она жила здесь, словно в коконе, — укрытая и защищенная, а теперь, когда предстояло из него выбираться, ей стало страшно. Она взяла Себастьяна за руку, словно заручаясь его поддержкой.