Крик в ночи
Шрифт:
Невропатолог, установив асимметричность лицевой мускулатуры пациента, прямо спросил, почему больной в свое время скрыл от врачей инсульт с левосторонней парализацией. Из-за того, что он учился в далекой стране, где лечение слишком дорого? И его бы просто уволили? Интересно, интересно…
— М-да, батенька, — покачал головой психиатр. — Внутренний дискомфорт порождает у вас манию преследования, галлюциноз, и все это развивается на фоне маниакально-депрессивного психоза. Вам не кажется, что за вами следят?
— Ха! Я в этом совершенно не сомневаюсь, доктор.
— Ну и… кто же за вами следит?
— Вы умрете со смеху — рыбнадзор.
— Ничего,
Педантичная педиатр, заботливо пропальпировав Филдсово темечко, сокрушенно произнесла:
— Как ни прискорбно, но у вас незаращение малого родничка!
«Вот теперь мой хирург с блеском защитит диссертацию», — решил Филдс.
Авторитетный врачебный консилиум, рассмотрев со всех точек зрения малоутешительное состояние больного Коровкина, взвесив все «за» и «против», пришел к единому мнению: показана срочная операция по удалению аппендикса с последующим зашиванием малого родничка, после чего больной нуждается в принудительном лечении по поводу хронического алкоголизма. Таков был суровый приговор всемогущей медицины. И Коровкина стали готовить к экстренному хирургическому вмешательству.
Перед операцией Филдс во что бы то ни стало хотел связаться с кем-либо из своих людей. Оказывается, это легко было сделать — кормящего Колю Курчавого изредка навещал дядя Саша.
— Что-то задерживается наш дядя, — волновался Филдс, забивая с Колей «козла». — Дуплюсь… Видно, не сбагрил свою продукцию и крутится у магазина, как белка в колесе. Дуплюсь… Кстати, он обещал принести мне грейпфрут — с больничного комбикорма недолго и отдуплиться.
Дядя Саша наконец явился. Протягивая Филдсу пакетик с остро пахнущими кореньями, он, подлизываясь, присовокупил: «То, что просили, — хрен-хрунт. По нашим временам большой дефицит!» Вконец испортив настроение Филдсу, спекулянт сказал, что встревожен внезапным исчезновением любимого шефа. Дела пошатнулись. Юный хулиган Петя препровожден в детскую комнату милиции. Продавщица Софочка находится под следствием за хищение цветного телевизора, школьного пенала и копировальной бумаги. Писатель Швайковский рвется вместе с очаровашкой Мери за границу. Пал Палыч Презентович под колпаком у народного контроля. Положение катастрофическое! Необходины срочные контрмеры.
— Как Хмырь? Чем занимается он?
Анастасий Евлампиевич сделал предложение полуглухой графине Тулуповой и в качестве приданого припас две сногсшибательные ночные вазы. Теперь графиня желает видеть Хмыря не иначе, как обербургомистром (она так и сказала) Земли Франца и Осифа. Хмырь мечется в поисках профсоюзной путевки в какой-то заповедник.
Шпион в душе рвал и метал! Могучее антисоветское здание, возведенное им с таким трудом, рушилось, словно карточный домик. На кого он рассчитывал?! На кого возлагал надежды?! На продажных щелкоперов и глухих графинь, которые в свои девяносто лет выскакивают замуж за аморальных ничтожеств, на прикарманивающих детские пеналы продавщиц, на мямлей-акселератов! А эта шлюха Мери! О, она получит у него по заслугам!
— Что делает Савелий Новиков?
Савелий уже сидит. Ему дается восемь лет, чтобы не торопясь и всерьез поразмыслить над своим светлым будущим.
«Это все Шельмягин! — негодовал Филдс, кусая ногти. — Кто-то из отщепенцев пробалтывается — и его берут со всеми потрохами». Ну, уж нет! За просто так его не прижмешь! «Дудки!» — как говорил старый фермер дядюшка Боб.
Неустойчивое
Больничные часы показывали десять. Завтра на это же время назначена операция. Филдс, как ни в чем не бывало, резался с Колей Курчавым в «буру».
— Да, Николай, дела наши ой как плохи! Скажу больше — ужасны, как никогда. Чует мое сердце, что ты со своим чадом беспросветно увяз. Посуди сам, взять тебя голыми руками ничего не стоит.
— Пускай сначала докажут!
— Вот заладил! Будь спокоен, еще как докажут. Запомни: на свете нет ничего недоказуемого, кроме злоупотребления властью.
Коля сунул младенцу соску с портвейном и цыкнул на раскричавшегося приемыша.
— Нет, Филя-шеф, я не хочу, чтобы вскочило фуфло на моей репутации!
— Так выпала фишка. А что делать?
— Что делать? Давить на клавиши, вот что.
— Слова, достойные Коли Курчавого! Перебинтован, но не сдается! Теперь слушай меня внимательно…
Шпион обрисовал Коле план бегства: Филдса ведут в операционную, внезапно он вспоминает, что забыл сходить по нужде, бежит в туалет, где его поджидает Коля Курчавый, быстро гримируется под своего хирурга, переодевается в его костюм, который Коля заведомо выкрадывает из ординаторской (хирург имел привычку из-за жары в операционной оперировать в одном халате поверх трусов), затем они спускаются к выходу и со всех ног тикают на Колину воровскую «малину».
— Ну, Филя, таких фраеров, как ты, я еще не встречал!
Наступило долгожданное завтра. Филдс лежал на больничной койке и старался отогнать мрачные мысли. Если дело сорвется — все пропало! За десять минут до операции Коля Курчавый дал знак, что одежда хирурга находится в его надежных руках.
Пять минут… три… две…
— Коровкин! В операционную!
Филдс неторопливо встал и пошел в сопровождении медсестры. Внезапно остановившись, он схватился за живот.
— Что с вами?
— Как всегда, заячья болезнь…
— Скорее бегите и возвращайтесь.
В туалете его ждал Коля Курчавый. Сделав все, что необходимо, они вышли и разошлись по разным коридорам. Филдс шагал быстро и уверенно. Как и следовало ожидать, по дороге с ним любезно здоровался медперсонал хирургического отделения. Когда, казалось, все было на мази и Филдса отделяло от выхода несколько шагов, его окликнули тревожные женские голоса:
— Максим Борисыч, а Максим Борисыч! (Так звали хирурга). Скорее, скорее сюда!!
Шпион обернулся: на него надвигалась белая лавина медсестер, круша все на своем пути. Вспомнились слова из памятки: «Нет ничего страшнее возбужденных женщин, влекомых к одинокому мужчине».
— Кто дал вам право уходить перед операцией?! — голосили они. — Скорее назад! Больной Коровкин переоделся в ваш халат, обзывается вашим именем, стоит в операционной, кричит, что мы дуры, и хочет оперировать сам себя!! Это какой-то кошмар! Мы сойдем с ума!
Филдс понял — отступление бесполезно.