Крик в ночи
Шрифт:
Среди всевозможных анекдотов встречались и такие, которые раскрывали моральное кредо людей, стоящих у штурвала политики США. Вот, к примеру, анекдот, весьма смахивающий на правду:
После принятия конгрессом поправки к биллю «О пресечении поощрения проституции со стороны законодательной власти» два престарелых конгрессмена прогуливались перед Капитолием. Внезапно подул ветерок и свалил с ног достопочтенного конгрессмена мистера Кларка. Его приятель сенатор Блек, с трудом подняв беднягу, усадил того в «кадиллак» и, привезя домой, уложил в постель. «Ты не слишком ушибся, старина?» — спросил он Кларка. Старая развалина Кларк с благодарностью посмотрел на коллегу:
Летели дни. А в то же самое время совсем в другой части света — в Африке — готовился к долгожданной поездке в Советы негритянский юноша из племени Гдмбото по имени Онанга Мананга. Юноша жаждал знаний, поэтому ему так не терпелось ступить на лестницу одного из храмов науки далекой страны. Да, прошло то время, когда Онанга в символической набедренной повязке отплясывал ритмичные, полные стука и грома танцы своего родного дикого племени. Промчались те веселые денечки, когда он, согласно древнему обряду посвящения в мужчины, кидался с высоченной пальмы на брачное ложе из малого таза жирафы. Унеслись те годы, когда паренек в одиночку (порвав со стадным рефлексом) ходил на львов, гепардов, а также светских львиц соседнего племени. Канули… впрочем, кто старое помянет — тому клык вон! (Любимая поговорка детворы племени Гдмбото.)
Окрыленный предстоящей поездкой, Онанга инструктировался у миссионера из Штатов католика Робертса. Бесконечно преданный идеям католического просвещения, брат Робертс снабдил в дорогу бедного и честного юношу сверхчувствительным прибором фирмы «Эсквайр, Гопкинс и Ko», отравленными и съедабельными конфетками «Золотой ключик», часами-пистолетом, шприцем с мутной жидкостью и еще многим-многим другим, без чего просто нельзя плодотворно учиться в Стране Советов.
Не станем докучать читателю личными переживаниями Онанги Мананги и его характеристикой. Белоснежный теплоход с плодами манго в трюмах и Онангой на борту отчалил от палимых зноем африканских берегов. В каютах первого класса жевали рябчиков, в каютах третьего класса подъедали то, что от них осталось. Почему никому не придет в голову сделать бесклассовый пароход, размышлял голодный Мананга, швартуясь у европейского пирса.
Миновав несколько стран Атлантического содружества и несколько стран — участниц Варшавского договора, бедный негритянский юноша очутился на гостеприимной советской земле. Его встретили веселые, бескорыстные люди, готовые оказать Онанге любую поддержку. Поселившись в общежитии Института почвоведения, Онанга, прощупывая почву, отрекомендовался преподавателям и студентам как жаждущий изучать верхний слой земли негр из Африки. Когда его попросили назвать страну, где он родился и вырос, Онанга ответил, что появился на свет в самом центре Африки, в непроходимой сельве на полуострове Кактусячем. (Знать почву — значит быть в ладах с географией, как заметил один мелиоратор, переезжая из Голодной степи на Кубань для поднятия там урожая.)
Онанге был задан еще ряд вопросов, отражавших стремление советских людей знать правду о далеком полуострове. Негр с честью вынес и это нелегкое испытание. На вопрос, каковы основные политические течения на Кактусячем, Онанга ответил, что их три: консервативное, умеренное и радикальное; хижины консерваторов обклеены «Нью-Йорк таймс», радикалов — «Женьминь жибао», а умеренных — «Курьером ЮНЕСКО». Не так давно состоялась «ректификация» Договора о взаимных поставках между полуостровом Кактусячим и республикой Южный Вьетпунг, которая вроде бы невзначай придвинула к границам полуострова войска и военную технику. Однако, как оказалось, лишь в качестве дара. Дара за договор о взаимном уважении. Теперь этот исторический день отмечается на Кактусячем
Думается, не стоит строить догадок относительно негра с полуострова Кактусячий. Проницательному читателю и так ясно, что сей темнокожий бедолага есть не кто иной, как заштатный агент ЦРУ. Отлично устроившись в общежитии Института почвоведения, Онанга Мананга, он же агент 6408, он же певица либеральных взглядов Драндула Брамбамба, он же лидер движения умиротворения Южного Вьетпунга товарищ Ха Тху, он же… но хватит с нас и этого, начал развивать деятельность, «несовместимую с правами студента», как обычно кричат в газетах. Но газеты еще долго не кричали о неблаговидной деятельности негра с полуострова Кактусячий. Он, как и многие его «соотечественники», на первых порах овладевал знаниями и, что-то лопоча на непонятном ему диалекте племени Гдмбото, выражал восторг по поводу почвы, взрастившей его учебное заведение…
Первое указание, данное Онанге, было во что бы то ни стало выйти на связь с агентом 6407 и всячески помогать тому в его ответственной работе. А Филдса проинформировали, что в помощь присылается большой друг американской нации — негр.
Это известие не на шутку взбесило отважного агента. Тысяча отравленных конфеток и один шприц! Он, рядовой куклуксклановец, участник весенних походов на Вашингтон «За торжество белой расы!», член общества «Черномазые, убирайтесь в Африку!», станет работать вместе с каким-то нигером?! Нет, это просто смешно! Да попадись он где-нибудь в прериях алабамского ранчо самого президента, Филдс не раздумывая пустил бы ему пулю в лоб и ни на полцента не раскаялся, поскольку знал, что исполнил свой священный национальный долг.
Отсиживаясь в посольстве, Филдс разрабатывал генеральный план взрыва трикотажной фабрики. Босс подстегивал и обязательно требовал включить в операцию негра (якобы для проверки). Филдс долго ломал голову над тем, в каком качестве включить в столь ответственное дело большого друга американской нации, и наконец нашел подходящий вариант. «Босс будет удовлетворен, — размышлял он, — а я даже не засвечусь. Вся ответственность ляжет на товарища Ха Тху — лидера движения умиротворения. Пускай теперь он отбрехивается в случае провала!» Ничего не поделаешь, приходится сносить наличие черного оттенка в его чисто белой работе.
Итак, встреча Джона Филдса с Онангой Манангой состоялась. Нельзя сказать, чтобы это было рандеву давних друзей или заклятых врагов. Нет, это скорее походило на ветреное знакомство французской куртизанки с турецким пашой, причем роль куртизанки исполнял Филдс. Они сидели в гуще старушек на скамейке одного из тенистых скверов города и вполголоса переговаривались. Филдс буквально весь извертелся, стараясь казаться более непринужденным; Онанга, словно проглотив кол, напряженно внимал вертлявому собеседнику.
— Ну вот, надеюсь, ты запомнил план, одобренный боссом, — говорил Филдс Онанге, — А засим ты должен как можно быстрее приступить к необходимым приготовлениям и… ах, какая чудесная погода! — восклицал он, когда кто-нибудь из старушек навострял ухо в их сторону — …и через семь дней начать точно в условленный час. Ты все понял?
— Да, экселенс.
— Будь проще, оставь свое дурацкое «экселенс», называй меня запанибратски.
— Да, господин Запанибрацки.
— Идиот!
Однако визит на трикотажную фабрику пришлось отложить: срочные дела ЦРУ в Саудовской Аравии требовали энергичного вмешательства во внутренние дела американского сателлита, но вмешательства такого, чтобы ни одна душа не смогла догадаться о причастности заокеанских спецслужб, — сердечная, искренняя дружба, связывающая Вашингтон с Эр-Риядом, никоим образом не должна быть подвергнута сомнению!