Криминал-шоу. Повести
Шрифт:
Он снял куртку, предварительно вынув из внутреннего кармана бутылку «Рябины на коньяке». Только теперь Зоя разглядела – гость слегка подшофе. Хотела выговорить, но сдержалась. Принялась суетиться, по прежней привычке накрывать сразу на стол. Игорь сидел сбоку на стуле, болтал о том о сём, порой замолкал и, замечала Зоя, взглядывал и взглядывал на постель Арины…
Вдруг, оторвавшись на секунду от дела (она как раз, склонившись над доской, тоненько строгала пошехонский сыр), Зоя перехватила жаркий взгляд Игоря. Он, странно прищурив свои карие глаза, уставился куда-то ниже её подбородка. Ах ты Господи! Она совершенно забыла про лёгкость своего одеяния, про капризность верхней пуговички, то и дело ускользающей из петельки, про
Зоя вспыхнула, выпрямилась, задёрнула халатик, пролепетала что-то про дурацкие пуговицы, про жару в комнате, засуетилась было переодеться, но Игорь перехватил её за руку, удержал, умоляюще дрогнувшим голосом попросил:
– Не надо, Зоенька. Так – хорошо.
Целых полминуты колебалась Зоя: мириады мыслей пронеслись в голове – предчувствие важной перемены в жизни, боязнь ошибки, стыд грядущего, горечь прошлого, сладкая радость, любовь и вина.
Игорь остался.
Потом, когда всё произошло, когда на земле одной девушкой стало меньше, а одной женщиной больше, Зоя узнала о том, что Игорь – дурак, слепец, гиппопотам толстокожий, что он смотрел не на ту, что не видел, не понимал своего счастья, и что он всегда любил только её, Зою, и будет любить её всегда, до скончания века…
«Рябина на коньяке» – всё-таки крепкий напиток.
И стали они жить-поживать в любви и согласии в комнате вдвоём. Да, это действительно, как теперь Зоя понимала, были самые счастливые дни в их совместном житье-бытье. И пусть Игорь кричал как-то в пьяном угаре, что-де никогда и не собирался жениться на Зое, если б не квартира, – она старалась не верить его алкогольным бредням. Нет, любил её Игорь, любил – она чувствовала, знала это – в их медовый общежитский месяц.
Лишь одна рюмка горькой отравы огорчила сладкий пир их любви. Тут сама Зоя виновата, пустилась во фрейдистские эксперименты. Уж так ей захотелось, чтобы Арина-подруженька как-нибудь ненароком узнала об их счастье. Но та, как назло, вовремя, в нужный момент, не заглядывала в гости, не заставала их как бы врасплох. А так просто, на словах всё рассказать подруге – глупо и по-детски. Тогда Зоя однажды после праздничного застолья – на старый Новый год, – обильно своей рукой подливая Игорю коньячку, довела его до нужной кондиции и предложила, а не нагрянуть ли, мол, нам в гости к нашей задушевной подруге? Игорь сперва на дыбы встал, но Зоя преотлично знала уже его страсть к авантюрам и хмельным приключениям. Зоя и шампанское для такого случая приготовила, завернули на рынок, ещё и букет кровавых гвоздик прихватили.
Открыл им супруг Арины – в белой рубашке, галстуке, подтяжках, – узнал Зою, показал зубы, сделал гостеприимное лицо. Выскочила в прихожую Арина: ах! Она поначалу потерялась, запнулась, но быстро нашла себя, искренне обрадовалась.
– Вот молодчины! А то мы вдвоём скучаем, уже драться от тоски хотели.
– Ну, Ари-и-ина! – укоризненно протянул комсомольский вожак, извиняюще улыбаясь в сторону незваных татар.
И вот когда уже сидели в зале за журнальным столиком в высоких неудобных креслах, потягивали после коньяка шампанское, закусывали шоколадным ассорти, светски беседовали о мудрой политике нового правительства и достижениях областной комсомолии, у Зои сердчишко вдруг тукнуло и шевельнулось: странными взглядами обменивались Арина и Игорь, нехорошими – влажными взглядами.
Потом на кухне, помогая хозяйке мыть-вытирать посуду, Зоя воткнула в то больное, что возникло опять в их треугольнике и всё более уплотнялось, жгучую занозу. Обсасывая янтарный кружок лимона, спросила:
– Ты детей-то не думаешь заводить?
– Не надо мне этого, – скривилась Арина. – Я лет до тридцати пожить хочу спокойно.
– А меня вот уже на кисленькое и солёненькое потянуло. Как ты думаешь: из Игоря хороший отец получится?
– Не знаю, – сухо пробормотала Арина и, портя перламутровый маникюр, схватилась за грязные тарелки.
Но Игорю пока не суждено было заделаться папашей. Узнав о новости, он потратил немало слов, усилий, красноречивых жестов, убеждая Зою: надо, мол, сделать диплом, поступить, как ей уже предлагают, в аспирантуру, тогда и короедов строгать. Убедил. Зоя, выплакав тазик слёз, пошла в больницу, убила первенца, не зная, не подозревая, что через несколько лет Бог страшно накажет её, забрав к себе второго и последнего в её женской судьбе ребёнка.
А вскоре им пришлось зарегистрироваться. Телерадиоконторе выделили двухкомнатную квартиру, в неё перебрался один из телеветеранов, освободив однокомнатную в центре, на Интернациональной. Игорю сказали: срочно женись хоть на козе и – квартира твоя. Игорь женился на Зое.
Роль хозяйки квартиры Зою привела в восторг. Она покупала, обставляла, шила, красила, натирала, обклеивала, украшала. Заставляла и мужа мастерить всякие антресоли, шкафчики, полочки, стеллажи – молоток да рубанок Игорь держать в руках умел. Одним словом, скучать было некогда. А нет скуки – нет и ссор. Всё вроде было у них в семье хорошо, спокойно и на уровне. С Ариной Зоя как-то перестала общаться – всё некогда, то да сё. Да и ладно. Юность ушла, а вместе с нею и друзья-подруженьки. Оно и спокойнее. Потом Зоя ходила в положении, трудно рожала, воспитывала-растила сынулю. Затем – чёрная череда траурных дней и ночей…
В этой жизни Арине и места-то не находилось.
И вдруг как кирпич на голову, как пуля в сердце – то злосчастное утро, когда Зоя вернулась из деревни раньше срока. И что за, ей-Богу, идиотская у неё привычка такая – возвращаться всегда не вовремя!
Арина, как стало известно Зое стороной, года три назад выгнала своего стремительно лысеющего комсомольца, а может, тот сам ушёл, и осталась полновластной хозяйкой квартиры. А совсем недавно, говорят, она выскочила замуж за какого-то то ли немца, то ли австрийца, а иные утверждают даже, что – еврея, родила дочку и – вот новости! – собирается уехать туда. Да, впрочем, лучше бы и уехала, уматывала к такой матери!..
Зоя очнулась – ей послышались шаги в коридоре. Хотела вскочить с кресла, но занемевшие ноги подкосились. В комнате уже угнездилась ночная темь. Луна широкоскулой китаянкой во все глаза заглядывала с любопытством в незашторенное окно. Зоя, преодолевая мурашливую боль в икрах, поднялась, включила люстру, запахнула занавески, глянула на часы – начало двенадцатого. Вот так-так! На шуточки это уже мало похоже. Сердце Зои сжало-стиснуло предчувствие. Неизвестность становилась невыносимой. Вдруг его опять где-нибудь по голове ударили и уже – насовсем? Что, что делать? Боже мой!
Она пошла в прихожую, обулась, накинула поверх халата плащ, взяла ключи, достала из шкафа фонарик. Пораздумывала, скинула босоножки, сходила на лоджию, прихватила косырь – огромный широкий нож для подкопки моркови, редьки, свёклы и прочего подземного овоща. При случае же, как теперь, вполне можно испугать лихого человека – а в их громадном доме лихих людишек по коридорам да извилистым переходам лестничным можно встретить в любое время дня и ночи.
Внизу, в вонючей духоте подъезда, Зоя, задерживая бурное дыхание, долго возилась с замочком почтового ящика. Сквозь дырочки она уже видела – там что-то есть. Наконец, одолела замочек, распахнула дверцу – конверт, опять чистый. Она схватила и сразу увидела странность, нижняя часть пакета – округло выпукла, словно в нём лежит тюбик помады. Зоя, зажав фонарик под мышкой, стараясь не поранить саму себя косырём, надорвала конверт – цилиндрический бумажный сверточек. Развернула – там ещё целлофан. И…