Криминальный репортер
Шрифт:
— Степа, — сказал я оператору. — Это не иначе как Васька или Гришка…
Я медленно подошел к лавочке и бодро поздоровался.
— Привет, — не очень ласково ответил мужик, подозрительно посмотрев. — Ты кто?
— Я ведущий телепрограммы «Кто убил Санина?», — решил брать быка за рога. — А вас зовут Василий или Григорий?
— Василий, — ответил мужик. — И чо?
— Побеседуем? — присел я рядом на лавочку.
— Если опохмелишь, — без обиняков ответил мужик, глянув с надеждой.
— Без проблем, — ответил я и, мигнув Степе, почти бегом оббежал дом. Магазин находился на первом этаже с обратной стороны здания, поэтому через три минуты вернулся, торжественно неся в руках бутылку водки, пакет с пластиковыми стаканчиками и связку бананов.
— С бананами это ты хорошо придумал, — отозвался мужик, принимая из моих рук водку. — Бананы я люблю… А еще они антидепрессант, — ввернул он модное словечко. — Настроение повышают.
— Возможно, — улыбнулся я. Взял бутылку из его трясущихся рук, отвернул крышку и налил чуть больше половины в пластиковый стаканчик. Потом оторвал от связки банан и наполовину очистил. Люди с похмелья беспомощны, как дети… Да и уважение надобно проявить — пьяницы люди ранимые и обхождение ценят.
— О, уважил!.. А себе? — Василий вопросительно посмотрел на меня.
— На работе, — ответил я. На что Вася вполне резонно заметил:
— Ну и что?
Я плеснул и себе.
— А ему? — повел головой Вася в сторону оператора.
— Он не пьет, у него от водки уши пухнут, — сказал я и сделал вид, что не расслышал возмущенное бурчание Степы.
— Ну, помянем Игорька? — Василий печально посмотрел на меня и опрокинул содержимое стаканчика в рот. Я последовал примеру.
Потом он откусил немного от банана и глянул на меня:
— Из телевизора, значит?
— Да. Мы делаем сюжет о гибели Игоря Валентиновича Санина. Скажите, Василий, вы его хорошо знали? Много с ним общались?
— А он что, будет меня снимать? — снова повел головой в сторону Степы Василий.
— Да, — ответил я. — Мы ж из телевизора…
— А без этого нельзя? — спросил Вася.
— Никак, — ответил я и покачал головой.
— Тогда я тебе ничего не скажу, — заявил мужик. — Даже и не наливай мне больше.
— Почему? — принял я от него пустой стаканчик с намерением плеснуть еще.
— Ну, ты не видишь, не в лучшей форме? — убедительно посмотрел на меня Вася. — Я ж скорблю… А если кто из знакомых в твоем ящике меня увидит.
— Мы все скорбим по поводу безвременной кончины Игоря Валентиновича, — сказал я. — Так вы его хорошо знали?
— Мы… — он запнулся и почти зло посмотрел на меня: — Скажи, пусть не снимает.
— Хорошо. — Я сделал серьезное начальническое лицо и повернулся к Степе: — Выключи камеру.
— Нет, пусть уйдет совсем, — сказал Вася.
— Уйди совсем, — повторил я его слова Степе. — И чтобы никаких средних и дальних планов со мной и Василием! — добавил я еще строже, намекая на обратное. — И, вообще, подожди в машине.
Степа лишь едко хмыкнул и стал отходить от нас, время от времени поворачиваясь и снимая. Потом положил треногу в багажник, зачехлил камеру и уселся в наш редакционный «Рено».
— Так вы хорошо знали Санина? — повторил я свой вопрос.
Вася взял из моих рук бутылку, налил себе почти полный стаканчик и выпил его в два глотка. Потом откусил от банана смачный кусок и какое-то время сидел в позе известной скульптуры Родена «Мыслитель», уставив печальный взор в землю. Наконец, посмотрев на меня просветлевшим взором, гордо и пафосно произнес:
— Он был моим другом. Ты понимаешь это? — Постучав в грудь кулаком, добавил: — Лучшим другом! А теперь вот его нет.
Последнюю фразу он произнес с надрывом. В его голосе чувствовалась пьяная слеза. Чтобы говорить с ним, больше не наливать, иначе поплывет совсем, а то и зарыдает в голос. И я незаметно отставил бутылку в сторону.
— Понимаю, — отозвался я с чувством. Взор мой был горестен и серьезен. И Вася проникся:
— Молодец… Как тебя зовут?
— Алексей, — соврал я не очень уверенно. Я вообще врать не умею и делаю это лишь в силу служебной необходимости. Сейчас был как раз тот самый случай.
— Лёха, значит, — констатировал Василий. — Ну, ладно, спрашивай…
— Расскажи про последний день, когда ты виделся со своим лучшим другом Игорем Саниным, — попросил я. — Это очень важно, понимаешь? Для людей важно, для всех нас.
— Понимаю, — еще серьезней ответил он и поискал взглядом бутылку. — А где она?
— Мы с тобой выпьем, — сказал я. — Обязательно. Минут через десять…
Взор Васи помрачнел.
— Нет, — быстро поправился я. — Через семь минут.
— Через пять, — безапелляционно заявил Вася.
— Хорошо, через пять, — согласился я. — А пока расскажи про тот день, когда твоего друга не стало. Как и когда вы с ним увиделись. Что делали? Ну, слушаю тебя.
— Пять минут, — напомнил мне Вася и поднял указательный палец. — Ты понял?
— Понял, понял, — сказал я.
— Засек, — показал он на часы.
— Не переживай…
— Вот, — Вася немного посветлел лицом. — Он тоже так говорил: понял, понял. Или: скоро, скоро. Быстро так говорил… Хороший был мужик. Не жлоб. Подойдешь к нему: Игорек, выручай, дай полтинник, на пузырь не хватает. Трубы горят! И что ты думаешь? Дает! И потом не пристает и не висит над душой, типа: когда отдашь, да когда отдашь. Да… А тогда он сам во двор вышел. Ко мне и Гришке, — он замолчал и посмотрел на меня: — Гришка — это кореш мой. Мы с ним вместе… это, общаемся.
Я молча кивнул, поскольку любая фраза могла его сбить.
— Так вот, — продолжил Вася. — Он подошел и сказал, что не дернуть ли нам водочки? Выпивши малость был, — щелкнул он себя по строптиво выпиравшему кадыку. — Поговорить хотелось с понимающими людьми, с нами… Он любил «за жизнь» потолковать. Говорил, за такими разговорами душой отдыхает. Я и сам так нередко отдыхаю. — Вася задумался, а потом спросил: — А пять минут еще не прошло?
— Нет, только две прошло, — ответил я. — А когда он к вам подошел — днем, вечером?