Криптономикон
Шрифт:
Среди бойцов наступила полная тишина. Слышались только точки и тире — капрал Бенджамин, получив ответ на вопрос, отправлял краткое сообщение. На этот раз морзянка была понятна: МЫ ОБНАРУЖЕНЫ ТЧК ИСПОЛНЯЕМ ПЛАН ТОР.
В качестве своего первого вклада в план «Тор» грузовик выехал из амбара и встал под деревьями. Бойцы залезли в кузов. Закончив, капрал Бенджамин бросил рацию и забрался следом.
В качестве своего первого задания по плану «Тор» Шафто несколько раз прошел по амбару взад-вперед, примерно по той же схеме, что самолет-разведчик. В руке он нес перевернутую канистру с керосином.
Вылив две трети керосина, он поставил канистру посреди амбара. Вырвал чеку, бросил гранату в керосин и выбежал наружу. Грузовик уже трогался. Ребята подхватили Шафто за руки и втащили в кузов.
— О'кей, — объявил Шафто. — Нам предстоит убить несколько часов.
Все в грузовике, за исключением десантников, которые по-прежнему возились с «виккерсом», переглянулись, словно спрашивая: «Я не ослышался?»
— Э-э… сержант, — спросил наконец один. — Не объясните нам, в каком смысле убить время?
— Самолет прилетит не сразу. Приказ.
— Чего-то стряслось или?..
— Нет. Все отлично. Приказ.
Больше ребята допытываться не стали, хотя продолжали переглядываться. Наконец заговорил лейтенант Енох Роот:
— Вы, наверное, спрашиваете себя, почему нельзя было убить несколько часов сначала , а только потом засветиться и рвануть прямо к самолету.
— Ага! — Земляки и друзья дружно закивали.
— Хороший вопрос, — заметил Енох Роот таким тоном, будто знает ответ, и каждому в грузовике захотелось двинуть ему по шее.
Фрицы успели оцепить местность. Когда подразделение 2702 подъехало к первому перекрестку, фрицы уже лежали мертвехонькие, осталось только притормозить, чтобы рейдеры морской пехоты выбрались из засады и прыгнули в кузов.
Фрицы на втором перекрестке вообще не знали, зачем они здесь. Шафто, несмотря на множество лингвистических и культурных барьеров, понял: у вермахта свои накладки, кто-то кому-то чего-то не так передал. Подразделение 2702 открыло огонь из-под брезента и уложило фрицев на месте или разогнало по кустам.
С фрицами на следующем перекрестке этот номер не прошел: они перегородили дорогу грузовиками и легковушками, а сами засели сзади, выставив вперед дула. Дула, правда, автоматные. К этому времени «виккерс» был собран, откалиброван, настроен, осмотрен и заряжен. Сдернули брезент. Рядовой Микульский, угрюмый стокилограммовый английский поляк, открыл огонь из «виккерса» одновременно с фрицами.
В старших классах Бобби Шафто попал на профподготовку и большую часть времени провел в школьных мастерских. Само собой, ему иногда приходилось распиливать большие куски металла или дерева на меньшие. В мастерской были для этого разные пилы, похуже и получше. То, что заколеблешься кромсать ножовкой, можно разрезать электропилой. Опять-таки от определенных материалов маленькие электропилы нагреваются или их заедает и надо брать пилу побольше. Однако, даже орудуя самой большой электропилой, Бобби Шафто всегда чувствовал, что инструмент работает с натугой. Пила замедлялась, коснувшись материала, вибрировала, нагревалась, а если слишком сильно давить, могла и застрять. И вот однажды летом Шафто попал на лесопилку, где была пилорама. Вместе со сменными лезвиями, запчастями, ремонтным оборудованием и сводом инструкций она занимала целое помещение. Короче, настоящая инфраструктура — Шафто и не знал, что такое бывает. Сама пилорама была размером с автомобиль. Восьмизубые шестерни, крутившие лезвие, выглядели так, будто их сняли с паровоза. Чтобы изготовить полотно, надо было отмотать примерно полмили гибкой стальной ленты и соединить концы. Когда ты включал рубильник, земля начинала мелко дрожать, словно от приближающегося товарняка, а дальше лезвие медленно и неудержимо набирало скорость, зубья исчезали, превращались в поток адской энергии, натянутой между столом и механизмом. Про несчастные случаи с пилорамой рассказывали шепотом. И самое замечательное: пилорама не только разрезала что угодно быстро и хладнокровно, но и словно не ощущала этого. Она не чувствовала, что человек пропускает через нее бревна. Никогда не застревала, не перегревалась.
После школы Шафто обнаружил, что у огнестрельного оружия много общего с пилами. Винтовки и автоматы стреляют, однако дают отдачу, нагреваются, пачкаются, заклинивают.
К этому времени стало видно, что несколько фрицев отбежали за пригорок справа от дороги и постреливают оттуда, поэтому Микульский направил ствол круто вверх и дал очередь в небо. Пули, как минометные снаряды, посыпались по другую сторону пригорка. Ему не сразу удалось подобрать нужный угол, но потом он методично удобрил пулями все поле, как человек, поливающий свой газон. Один из друзей даже прикинул на коленке, как долго Микульскому придется стрелять, чтобы достичь нужной плотности — скажем, пуля на квадратный фут. Когда вся территория оказалась засеяна свинцом, Микульский вновь переключился на грузовики, добиваясь, чтобы оставшиеся куски можно было при желании убрать с дороги руками.
Когда он наконец прекратил обстрел, у Шафто было такое чувство, будто надо сделать запись в судовом журнале, как при благополучном возвращении в порт. Минуя заграждение, они ненадолго притормозили поглядеть. Хрупкий металл немецких моторов разбился вдребезги и, как в разрезе, виднелись блестящие поршни и коленвалы, истекающие бензином и маслом.
Они проехали по обломкам и скоро оказались в малонаселенном районе, идеальном для воздушных обстрелов. Первые два самолета Микульский и его «виккерс» разнесли на куски. Вторая пара уничтожила грузовик, пулемет и рядового Микульского за один заход. Больше никто не пострадал: все сидели в канаве, наблюдая, как Микульский играет в вышибалы с двумя «мессершмиттами» и в конечном счете проигрывает.
К этому времени стемнело. Дальше подразделение двинулось пешком, неся останки Микульского на носилках. Напоролись на немецкий патруль, в перестрелке двоих друзей ранило, одного пришлось нести. Наконец добрались до пшеничного поля, отметили фальшфейерами посадочную полосу для «Дугласа», который аккуратно сел, забрал всех и без приключений долетел до Мальты.
Здесь их впервые познакомили с лейтенантом Монкбергом.
Едва доложившись, они погрузились на очередную подводную лодку, которая взяла курс в места неизвестные или по крайней мере неназванные. Однако, обнаружив в своих вещмешках пудовые шерстяные свитера, ребята примерно сообразили, куда направляются. Несколько дней клаустрофобии спустя они на грузовозе.
Судно — такая развалюха, что они называют его не иначе как «говновоз» и развлекаются, подставляя слово «говно» в различные флотские выражения: «Будешь говняшки драить!» или «Уж не сговнились ли мы с курса?» и так далее.
Сейчас, в говнотрюме, Бобби Шафто вдохновенно изображает разгром. Раскидывает винтовки и «томпсоны» по палубе. Вскрывает коробки с патронами сорок пятого калибра и разбрасывает вокруг. Находит лыжи — им ведь понадобятся лыжи, верно? Ставит несколько мин, просто чтобы попугать фрицев, которые будут осматривать говновоз. Вскрывает несколько ящиков с гранатами. У них недостаточно раскуроченный вид, поэтому Шафто вытаскивает часть гранат, выносит наверх и швыряет за борт. Заодно бросает несколько лыж: глядишь, прибьет к берегу в довершение хаоса, на радость лейтенанту Монкбергу.