Кристмас
Шрифт:
– Давай я сразу тебе покажу здешний подземный город.
Он прошагал за лестницу, крутанул выключатель, откинул люк, и мы полезли в подвал.
Андрей Андреевич удивительно быстро нашел заветную железную дверцу, которая вела вниз. Как ни странно, но теперь она открылась легко, издав протяжный железный скрежет. Мы начали спускаться по скользким ступеням. Электричества здесь не было, но на стенах висели масляные светильники. Майор, по-видимому, бывавший здесь не раз, нащупал в углу факел, зажег его и пошел вперед. Языки коптящего зловонным дымом пламени выхватывали из темноты тоннель
Коридор привел нас к еще одной двери. Аникеев открыл ее, и ад предстал перед моими глазами. В огромном помещении находились мертвецы. Много мертвецов. Полуистлевшие, с торчащими костями и сломанными ребрами и безмолвно раскрытыми ртами, которые зияли как раны, они были повсюду, прикованные к стенам массивными железными цепями. Из груди некоторых торчали деревянные, потемневшие от времени колья. Бывший майор подошел к ним ближе, и один мертвец, с остатками высохшей плоти и пучком волос на голом черепе, встал, покачиваясь. Безотчетный ужас охватил меня при виде этого, и я вцепился в плечо Аникеева.
Мертвец, обтянутый потрескавшейся пленкой кожи, бросился на нас, щелкнув зубами. Но железный ошейник с цепью отбросил его назад. Я вскрикнул, а Аникеев рассмеялся скрипучим смехом и подошел к столу. На нем лежал старый тройной железный крест на кожаном ремешке. Майор взял крест и протянул мне:
– Если его надеть, тебя не тронут. Вроде бы от барина осталось – он здесь над крепостными опыты ставил.
Аникеев распахнул полушубок, рванул ворот рубашки и продемонстрировал мне такой же крест. Я вспомнил слова знахарки и надел крест на шею. Не зря говорят: «Всему свое время». Только сейчас я понял – мне не удавалось раньше сюда попасть по одной простой причине: без участкового я бы здесь сгинул.
Мы вышли из этого жуткого помещения и пошли дальше. Стены были покрыты толстым слоем инея, а на потолке мерцали кинжалообразные сосульки.
– Я читал его записки, – сказал мне Аникеев, чуть оборачиваясь, – не помню, положил я это в папку или нет. Это место существовало задолго до Чертова. Все это создали древние языческие жрецы, а барин обнаружил случайно. Впрочем, конечно, не случайно. Это место притягивает всех, кого хочет притянуть, и каждому устраивает праздник чудес. Этот дом ждал меня, потом – тебя, завтра заманит еще кого-нибудь. Главное в другом. Себе мы уже не принадлежим, это точно. И идолы смерти тут ни при чем, поверь.
Коридор повернул направо, и я, ведомый Аникеевым, очутился в самой настоящей Галерее Мертвых. Там были ниши, и в них сидели мертвецы. Мы шли мимо, а они провожали нас стеклянным взглядом. Бывший майор остановился, сжимая в руках факел, и из темноты материализовались три фигуры.
Огонь осветил прикованную к стене женщину, которая держала за руки мальчика и девочку. Их лица и волосы были покрыты инеем, и пар дыхания не клубился около их ртов. Андрей Андреевич дотронулся до женщины, погладил по головам детей.
– Вот что я имел в виду, когда говорил, что меня ждут здесь, – тихо сказал Аникеев. – Это место не дает жить, но и не дает умирать. Пошли назад. На сегодня достаточно.
Мы побрели обратно, при этом я крепко держался за плечо
– Ты читал Кастанеду? – неожиданно спросил Аникеев.
Я машинально ответил, что нет. Действительно, звучит парадоксально, но факт остается фактом: этнограф – а не удосужился. Хотя в моей библиотеке было восемь или девять книг этого американского мистика, мексиканца по происхождению. Еще невероятней было то, что его читал сельский участковый. Я про себя отметил, что это более фантастический момент, чем только что увиденное мною.
– Если в двух словах, – продолжил Андрей Андреевич, – то там описывается, как мексиканский индеец-шаман учил колдовству Кастанеду. Тот индеец мог летать, превращаться в кого угодно… В общем, умел многое. Когда-то он был обычным человеком, у него была семья. Методика обучения колдовству сводится к тому, чтобы разными способами вытравить в себе человека. И чтобы стать шаманом, ему пришлось пожертвовать многим, в том числе и семьей. И однажды этот индеец поделился, что в его пустом сердце, где нет места ни любви, ни ненависти, есть крохотное пространство, где хранится память о жене и детях. Колдун называл это «сумерками чувств». Вот и мой поход сюда – это сумерки чувств. Я даже не знаю, кто их убил, может быть, и я? Но в любом случае дом отнял у нас семьи, чтобы отрезать любой путь к отступлению. Как я говорил раньше, мы пленники этого места, и нам от чувств остаются лишь одни сумерки. И еще, – Аникеев остановился. – Тот шаман считал, что основа колдовства – перевоплощение. И один из способов перевоплощения – обыкновенный юмор или кривлянье, в высоком смысле этого слова. Юмор помогает человеку избавиться от человеческого: переживания, страстей, эмоций.
Мы перетащили мою жену и дочку в Галерею Мертвых. В сердце образовалась кровоточащая рана. Но я был уверен, что дом будет делать все, чтобы она быстрее заросла.
Когда мы поднялись наверх, я предложил Аникееву помянуть моих родных. Подумав, он как-то неопределенно тряхнул головой и куда-то ушел. Пока я его ждал, до моего слуха донесся какой-то скрип за соседней дверью. Я поежился, вспомнив увиденное внизу. Неужели это все было по-настоящему? Господи, не лучше ли мне было остаться в сумасшедшем доме?
Вскоре вернулся Аникеев, в руке он держал шприц. Я испуганно отпрянул.
– Не бойся, – успокаивающе сказал бывший участковый, подходя ко мне вплотную. – Это куда лучше водки… поверь.
И я поверил. Я покорно протянул ему свою дрожащую руку, и майор ловко воткнул иглу мне в вену. Я замер, зачарованно наблюдая, как стеклянное брюшко шприца медленно наполняется темной, почти черной кровью.
– Что это, Андрей? – шепотом спросил я. Аникеев молчал, сосредоточенно вводя содержимое шприца в мое тело. Когда жидкость полностью перекочевала в мою кровь, он скучно пояснил:
– Героин. Не волнуйся, шприц одноразовый.
За дверью снова кто-то заскребся.
– Там кто-то есть, – медленно проговорил я, конечности охватила приятная истома.
– Я знаю, – спокойно произнес Аникеев. – Полагаю, тебе пора познакомиться кое с кем. Приляг пока. Сейчас будет хорошо.
Он не соврал, было действительно хорошо. Состояние было просто великолепным, настроение преотличнейшим, его даже не смогла испортить нестерпимая вонь, которая показалась мне очень знакомой… потом я услышал звук отпираемой двери… и я увидел… увидел…