Критический эксперимент
Шрифт:
Мы заметили, что, хотя Анна не умела читать, иногда она могла разобраться в тексте, поскольку запоминала самые частые слова целиком, как китайцы иероглифы. Во время праздника она, как вдруг оказалось, зажигательно отплясывала и играла на дудочке. У Грехен появилась идея. Она сшила для нее хитон рабыни, заказала снимающийся железный ошейник и даже не поскупилась на обучение ее игре на флейте, чему Анна быстро выучилась. Со своей абсолютной памятью она выучила наизусть несколько греческих и латинских песенок, и научилась здороваться, прощаться и спрашивать: <<Чего изволите?>> по-гречески. Кроме нескольких названий блюд, дальше мы ее даже не пытались учить ввиду полной бесперспективности. Анна должна
В некоторый момент Гретхен решила показать мне, что получается. Они с Анной, нагие (почти совсем, поскольку на Анне был ошейник…) и в античных прическах пели и плясали передо мной. Затем она отослала Анну и спросила, как все это нравится?
Я ответил, что получилось сверх всяких ожиданий, но сделал несколько замечаний, одно из которых было, что они не совсем нагие. Гретхен удивилась, как это так? Оказалось, что я имел в виду пучки волос на теле, которых в античности не носили. Вторая репетиция была еще лучше, и я согласовал с Гретхен детали подготовки к будущему событию.
Мы решили пригласить ученую братию, несколько уважаемых профессоров и доцентов, в том числе знатока античности профессора Амцеля и профессора Вольфа. Приглашения по моей просьбе и по моему латинскому черновику за полтинник написал красивым почерком переводчик Василий Артамонов.
В них было указано, что состоится античный симпозиум, на котором будут подаваться лишь античные блюда, вино, похожее на античное, и услаждаться гости будут изысканной беседой на греческом и латинском языке, античной музыкой и танцами. Предлагалось одеться в античном стиле. Изъясняться можно было лишь на греческом или же на латыни.
В назначенный момент любопытствующие гости пришли. Их встретил хозяин в хитоне, хламиде и венке, представившийся как Аристофан, хозяйка в пеплосе (под именем Лаида), контрастирующем с привычными тяжелыми одеяниями, и рабыня в коротком гиматии (ее имя мы не осмелились сменить, во избежание путаницы). Гости воззрились на ее красивые мощные ноги, но долго любоваться не пришлось: женщины исчезли.
Гости улеглись на ложа (единственной контрастирующей с античностью деталью был пылающий камин, но иначе было бы слишком холодно: все-таки Пруссия не Греция). Они не осмелились столь радикально подготовиться. Кто-то набросил на камзол нечто типа хламиды, кто-то принес с собой венок и надел его вместо парика.
Было налито вино, началась беседа, которая велась практически полностью на латыни, поскольку греческий хорошо знали лишь двое из гостей, а хозяин знал его весьма плохо. Открылись двери, и вошли две нагие прекрасные женщины. Лаида запела песнь Сапфо и стала плясать, Анна аккомпанировала ей на флейте. Затем Лаида взяла арфу, и Анна стала лихо отплясывать (скрывая за лихостью крайнее смущение), и пела любовные стихи Катулла.
Гости остолбенели. Когда песни кончились, раздались аплодисменты потрясенных гостей. Женщины исчезли. Через пару минут они вновь появились уже одетые. Лаида заговорила с профессорами по-гречески. Гости остолбенели еще раз. Анна по гречески спросила профессора Амцеля, которому явно чего-то не хватало: <<Чего изволите?>> Полностью ошеломленный профессор попытался что-то попросить по-гречески. Анна вытаращила на него глаза. И тут состоялся любопытный диалог.
– - Прошу меня извинить. Моя рабыня германка, она не знает ни эллинского, ни латинского, — улыбаясь, сказала Лаида.
– - Ну да, с варварами нужно разговаривать по-варварски, — сказал профессор.
– - Именно так, — подтвердила Лаида.
– - Ну тогда, можно, я буду ей говорить на варварском наречии? — спросил профессор.
– - Не только вы, но и все гости, знающее германское наречие, могут на нем давать указания служанке, — сказала Лаида.
Гости согласились давать указания по-варварски. Я внутренне
Под конец вечера еще раз женщины вышли петь и плясать, а затем в своей наготе обошли гостей и скромненько поцеловали их. Доцент Люцер вдруг схватил Лаиду за руку и возбужденно заговорил по-гречески:
– - Лаида, я пленен твоими прелестями и сгораю от страсти. Если бы я мог, я готов был бы принести тебе цену ста быков. Но я прошу тебя не пренебречь мною и моими скромными подарками, которые я поднесу тебе.
Вот так в эту ночь Гретхен начала свою карьеру гетеры. А мне она подложила в постель Анну. Тело Анны было пышное и привлекательное, но я видел, что она совсем не желает близости, и готова на нее лишь ради приказа хозяйки. Я просто погладил ее и сказал, чтобы она не беспокоилась, я буду вполне доволен, если она будет своим телом греть меня в постели. Анна тоже была не прочь пригреться, и мы спокойно уснули. Утром в полудреме я начал ласкать ее тело, и она вдруг начала сквозь сон показывать признаки возбуждения. Но уже было время подниматься, и, когда она во сне прижалась ко мне, я нежно ее разбудил:
– - Пора подниматься и подавать завтрак. Мы проспали, и мне влетит от генерала.
Анна потянулась, осознала, где она, вспомнила вечер, улыбнулась и сказала:
– - Мне так тепло и уютно было спать с вами, господин. А утром такой приятный сон снился. Даже просыпаться не хотелось.
И я подумал, что в жизни своей она встречалась лишь с неотесанными и грубыми хамами, не лучше покойного мужа Гретхен.
Вдруг Анна подскочила с постели и по своей глупости прямо сказала:
– - Ой, господин, фрау мне велела, чтобы я немедленно после вас хорошенько подмылась, а потом, дескать, могу вернуться в постель. Но сейчас уже времени не будет.
И я понял, что Гретхен очень не хотела, чтобы Анна забеременела.
Вечером Гретхен с нетерпением поджидала меня в пеньюаре, и увидев, что я тепло поцеловал ее и улыбнулся, радостно сказала:
– - Значит, все хорошо! Сегодня ночью я так хочу тебя! У этого доцента, хоть он и моложе, страсти много, а нежности мало. Но вот почему ты пренебрег Анной?
– - Она очень приятная женщина, но я не хочу иметь дело с той, кто принимает меня лишь по обязанности. Я слишком уважаю себя, и поэтому никогда не имел дела со шлюхами или с теми, кто отдается лишь из корысти.
Гретхен улыбнулась и впилась мне в губы, выныривая из пеньюара.
– - Ах, как я тебя люблю! И еще больше люблю сейчас, когда побывала с другим мужчиной. Я теперь понимаю, насколько ты хорош, а то я уж думала, что лишь мой муж и некоторые мужланы из черни — хамы, а в высшем свете все такие же ласковые и приятные. Но уж правда, эти люди, что были у нас, хоть не хамы, и с ними всеми можно иметь дело, если я и они захотят.
Ночь была бурной до полного изнеможения.
* * *
Слухи о симпозиуме разнеслись по городу, и вскоре сам ректор университета попросил показать ему симпозиум. Я попросил его подобрать пять-шесть достойных и приличных гостей и собрать некую сумму на угощение и подготовку. Они собрали впятером сто рублей, и мы приняли отборных гостей, включая ректора и профессора Канта. Впечатление их было тоже прекрасное, они сказали, что это, конечно, не для черни и не для толпы, но для мужей тонко чувствующих и знающих. Таким образом, я, дескать, возродил сам дух античных собраний. Я сказал, что без уникального ума и тонкости Лаиды ничего бы не получилось. Ученые мужи поклонились обнаженной гетере, потрепали по соблазнительным выпуклостям <<рабыню>> и откланялись, чуть-чуть пьяные и донельзя довольные. Попросить милостей у Лаиды никто из них не осмелился, хотя она посылала сигналы ректору.