Кризисное обществоведение. Часть первая. Курс лекций
Шрифт:
Лекция 15 Россия как цивилизация. Часть вторая
Последние полтора века российское общество переживает цивилизационный конфликт. Он возник в процессе осознания России как цивилизации и то затихал, то обострялся. Его крайним выражением стала Гражданская война, вызванная столкновением двух альтернативных проектов русской революции. Затем он был «заморожен» историческим вызовом форсированного развития 1930-х годов и Великой Отечественной войной, а потом «ожил» с конца 1950-х годов, пробужденный XX съездом КПСС и «оттепелью». Его развитие в условиях общего мировоззренческого кризиса 1960-1970-х годов завершилось кульминацией перестройки, а затем и продолжившей ее реформы.
Изучение и систематизированное представление этого конфликта — срочная задача обществоведения. Без этого «среза» понимание происходящих в России процессов будет не просто ущербным, но и принципиально неадекватным.
Уже в начале перестройки чувствовалось, что речь идет о фундаментальном конфликте, о выборе двух альтернативных типов жизнеустройства. Дело не сводилось к конфликту идеологическому или формационному («капитализм — социализм»). «Прораб перестройки» Л. Баткин предупреждал: «Запад» в конце XX в. — не географическое понятие и даже не понятие капитализма (хотя генетически, разумеется, связано именно с ним). Это всеобщее определение того хозяйственного, научно-технического и структурно-демократического уровня, без которого немыслимо существование любого истинно современного, очищенного от архаики общества».
Понятие «истинно современного, очищенного от архаики общества» — цивилизационное, оно означает Запад. Россия не является «истинно современным, очищенным от архаики» обществом, она не принадлежит к западной цивилизации. Реформы в России стали огромной программой имитации Запада. Это была программа замены тех институтов и систем, которые были созданы и построены в собственной культуре, на институты и системы чужой цивилизации, в данном случае — Запада. Как показала история многих народов, такая «замена» чаще всего оборачивалась уничтожением местной культуры, а нередко и самого народа.
К. Леви-Стросс, изучавший контакты Запада с иными культурами, писал в «Структурной антропологии»: «Трудно представить себе, как одна цивилизация могла бы воспользоваться образом жизни другой, кроме как отказаться быть самой собою. На деле попытки такого переустройства могут повести лишь к двум результатам: либо дезорганизация и крах одной системы — или оригинальный синтез, который ведет, однако, к возникновению третьей системы, не сводимой к двум другим».
Такой синтез мы видели и в России (СССР), и в Японии, и в Китае. Такую дезорганизацию и крах мы видим сегодня в Российской Федерации. Понятно, что радикальная программа переделки России на западный лад приведет к глубокому кризису. Подавляющее большинство населения СССР и в мыслях не имело отказаться oт того общественного строя, который назывался советским («реальным») социализмом. Это показали большие исследования 1989-1990 годов. В социалистическом выборе революции и Гражданской войны совместились социальные и цивилизационные мотивы, что придало ему большую силу.
Израильский историк М. Агурский пишет: «После революции, а в особенности во время Гражданской войны, главным врагом большевиков стали не быстро разгромленные силы реакции в России, а мировой капитализм. По существу же речь шла о том, что России противостоял весь Запад… Россия противостояла западной цивилизации».
А.С. Панарин в его последней книге сделал вывод, что и в основе кризиса последних двух десятилетий лежит цивилизационный конфликт. Он писал: «Народ по некоторым признакам является природным или стихийным социалистом, сквозь века и тысячелетия пронесшим крамольную идею социальной справедливости… А следовательно, и «советская империя» есть не просто империя, а способ мобилизации всех явных и тайных сил, не принявших буржуазную цивилизацию и взбунтовавшихся против нее… Именно совпадение коммунистического этоса советского типа с народным этосом как таковым вызвало величайшую тревогу Запада перед "русским вызовом". Были в прошлом и возможны в будущем и более могущественные в военном отношении и при этом враждебные Западу империи. Но они не вызывали и не вызывают такой тревоги на Западе».
Уже это делало всю доктрину реформы как «возвращения в Запад» совершенно утопической. А. Безансон пишет об этом безвыходном, с его точки зрения, положении: «Есть всего один разумный путь, по которому русским следует идти, — европеизироваться, реформироваться на западный лад. Однако цель эта кажется почти недостижимой. Если всего богатства ФРГ не хватило на то, чтобы за десять лет поднять до нормального уровня жизнь в Восточной Германии, территория которой не так уж велика, всего богатства мира не хватит на то, чтобы преобразовать Россию».
Это идеологическое суждение А. Безансона интересно для нас именно своей установкой, а с точки зрения рациональности оно противоречит логике. Именно развитие Запада потребовало мобилизации почти «всего богатства мира» (как выразился Леви-Стросс, «Запад построил себя из материала колоний»). Россия тем и отличается от Запада, что для своей модернизации, индустриализации, разгрома Наполеона или Гитлера, выхода в космос и пр. она всегда обходилась своими ресурсами и не грабила полмира. «Преобразовать Россию» в Запад невозможно не потому, что «денег не хватит», а потому, что она сопротивляется. Но вернемся к конфликту, нарыв которого вскрылся в перестройке. В предыдущей лекции обсуждалась проблема цивилизационной идентичности России и самоосознания населения. Как же определялись в этих вопросах реформаторы России во время перестройки и после 1991 года?
Среди идеологов антисоветского проекта бытовали три версии.
Первая из них гласила, что Россия не является ни самостоятельной цивилизацией, ни частью иной большой цивилизации, она выпала из мирового цивилизационного развития и осталась в состоянии варварства.
Эту мысль проводил А.Н. Яковлев. Он писал: «На Руси никогда не было нормальной, вольной частной собственности… Частная собственность — материя и дух цивилизации… На Руси никогда не было нормальной частной собственности, и поэтому здесь всегда правили люди, а не законы». Никогда не было… Значит, речь не о «большевиках».
А.Н. Яковлев представлял реформу как «Реформацию России» — попытку политическими средствами превратить ее в цивилизованное общество. Не было никогда в России «материи и духа цивилизации» — а теперь будет! При этом речь здесь уже не идет о выпадении из цивилизации на период советского строя, а именно о том, что «духа цивилизации» здесь не было никогда. Ратуя перед выборами в июне 1996 года за Ельцина, А.Н. Яковлев сказал: «Впервые за тысячелетие взялись за демократические преобразования. Ломаются вековые привычки, поползла земная твердь».
В Приложении можно видеть, как в советское время эту версию развивал философ В.М. Межуев.
Вторая версия, которая доминировала в 1990-е годы, состояла в том, что Россия представляет собой цивилизацию, но изначально антигуманную и тоталитарную. Советник Ельцина философ А.И. Ракитов так излагал «особые нормы и стандарты, лежащие в основе российской цивилизации»: «Ложь, клевета, преступление и т. д. оправданны и нравственны, если они подчинены сверхзадаче государства, т. е. укреплению военного могущества и расширению территории». Он радовался уничтожению СССР: «Самая большая, самая жестокая империя в истории человечества распадается».