Кроличья нора, или Хроники Торнбери
Шрифт:
– Позволь, я набирал несколько раз, но ты отключил трубку!
Томас смутился: действительно, отец попросил его на время сделки отключиться от сети. Но после подписания документов связь сразу была восстановлена.
– Ты что-то путаешь! Я был вне зоны максимум час, потом мог говорить. Почему ты не дозвонился до меня? Неужели ты не понял, что я… что она для меня значит? Она просила мне что-то передать?
– Томми, ханни, прекрати истерику! Она ничего тебе не передала, ни слова! Поняла, что ее план не сработал. Я тебе сто раз говорил: эта еще та штучка! Пока я вез ее в аэропорт, Элен горевала, конечно, что ты сорвался с крючка, но недолго. Хитрая бестия пыталась совратить меня. Том, ты слышишь? Она готова была мне отдаться прямо в машине! Но мне пришлось ее разочаровать… Том!
Томас захлопнул в раздражении трубку, не веря ни слову. Какая чушь! Что произошло с Гаем, почему он так поступил с ним, что за нелепость?
В тот момент для Тома существовал лишь один факт: я улетела в Москву. И надо ехать за мной как можно быстрее, потому что так не должно быть, он не рассчитывал на подобный ход событий, не был готов. Он не представлял себе жизни без той, что по роковой случайности стала навеки связана не только с историей Торнбери и его обитателей, но и с его собственной судьбой. Он хотел ей об этом сказать вчера, но не осмелился, глупец, а теперь…
Все произошедшее походило на невероятный фарс, гротескную драму с Болливудских «холмов». Томас не мог поверить, что лучший друг неожиданно и подло предал его. Прозвучавшие в трубке слова не вызывали ничего кроме омерзения и разочарования.
Долгая, проверенная временем дружба канула в небытие.
Но времени анализировать и сожалеть о содеянном не было. Надо что-то делать!
Гай сказал, что я покинула страну, а если нет? Если он слукавил и я все еще здесь, в Лондоне?
Безусловно, информация обо всех прибывающих и улетающих из страны пассажирах есть на стойке регистрации в аэропорту, но получить ее просто так невозможно.
Томас хмуро взглянул на все еще стоящую рядом Мари-Энн. Начал на удивление спокойным голосом, но постепенно снова перешел на крик:
– Кто вбил тебе в голову, что Лизи мой ребенок? Или тебе удобно так думать и ты до сих пор полагаешь, что я женюсь на тебе? Нет, Мари-Энн, этого не произойдет, я уже не раз говорил тебе и не хочу возвращаться к этому вопросу вновь. Сколько можно шантажировать меня? Если ты хочешь, чтобы я признал девочку, почему не идешь на генетическую экспертизу, куда я несколько раз предлагал съездить вместе, но у тебя вечные отговорки? Повторяю: если Лизи от меня, то я обеспечу ее будущее, но не твое! А теперь ты вместе с Гаем взяла на себя право не только вмешаться в мою жизнь, но и разрушить ее! Я уезжаю обратно в Лондон, а ты передай братцу, что к моему возвращению ни тебя, ни его в Торнбери быть не должно! Никогда! Ты все поняла?
Томас не помнил, когда повышал голос на женщину, он вообще не мог вспомнить, когда выходил из себя. Фарфоровые глазки Мари налились слезами. Поняв, что девушка сейчас кинется в истерику, Томас не произнес более ни слова. Он направился к выходу.
Сейчас его волновало лишь одно: как быстрее связаться со мной. Он забыл взять номер моего мобильного у своего агента в Москве и теперь старался дозвониться хотя бы до него. Но, прослушав длинные гудки и автоматический ответ на том конце линии, Томас в отчаянии отключился. Возможно, связаться с Москвой удастся позже.
Стараясь не думать о возможном негативном развитии событий, ехал обратно в Лондон, перебирая в голове контакты людей, которые могли бы ему помочь. Таких среди его знакомых и друзей не было. Единственная надежда на Саймона.
Он немедленно набрал телефон брата:
– Хай, Саймон, прости, не отвлекаю? Нет, все нормально, ничего не случилось… пока, – Томас старался говорить спокойно.
Он попытался вкратце объяснить свою странную проблему брату и выяснить, нет ли у того связей в режимной службе аэропорта, и если есть – то не мог бы он к этому человеку обратиться с личной просьбой?
Саймон не стал задавать лишних вопросов, понимая, что брат не сможет по телефону дать на них вразумительные ответы. Немного подумав, он назвал имя хорошего знакомого, главного специалиста службы безопасности Хитроу: «Возможно, он мог бы тебе посодействовать, джуниор. Сошлись на меня. Очень надеюсь, что твоя просьба будет стоить его внимания! Имей в виду, это очень специфичный человек, с особым чувством юмора».
Томас искренне поблагодарил брата и записал контактный номер.
Нет смысла рассказывать, скольких усилий ему стоило договориться с Кевином Эшли, бывшим однокашником Саймона, чтобы тот проверил списки улетающих в пятницу пассажиров. Но, к огромному удивлению Томаса, имени «Элен Соколоф» среди зарегистрировавшихся на рейсы пассажиров не было. Это означало лишь одно – я все еще в городе. Гай соврал. Что касалось субботы, то в списке резервации моего имени также не находилось – рейсы «Аэрофлота» и «Бритиш Эйрвейс» на Москву были закрыты для продажи. Мое имя обнаружилось на утреннем вылете в воскресенье. Шансы на то, что Томас найдет меня в многомиллионном Лондоне, были нулевыми, оставался лишь пограничный контроль в аэропорту. И тогда ему пришлось рассказать Кевину часть своей романтической истории и умолять о помощи. Как ни странно, идея поймать меня на границе не вызвала у Кевина возражений: он рассмеялся и пообещал провести операцию с филигранной точностью и изяществом, что, в принципе, и произошло. Надо отдать должное извращенной фантазии Кевина Эшли и его приятелей, офицеров паспортного контроля, сочинивших сценарий дознания. Эффект от моего задержания и душераздирающего перформанса сравнился по количеству выброшенного в кровь адреналина с потрясением от дальнейшей встречи с Томасом. Забыть эти эпохальные события я не смогу до конца своих дней.
– Да, мое задержание прошло на высоте. Если принять во внимание, что происходило днем раньше, – странно, что мой разум вообще выдержал это испытания.
Томас нахмурился:
– А что произошло вчера?
Я долго думала, стоит ли сообщать Тому о преступлении его друга. Мне было неизвестно, насколько близок ему Гай. И стоит ли вообще говорить ему, что Гай лишь наполовину человек. Нет, это лишнее. Никто не поверит моим догадкам о подселении. Положа руку на сердце, я и сама сомневалась, что черные глаза неведомого существа существовали в реальности, а не привиделись под гипнозом. Поэтому я решила открыть лишь часть истины.
Гай должен исчезнуть из жизни Томаса, и для этого я сделаю все от меня зависящее.
– Ответь мне на вопрос: как хорошо ты знаешь Гая Лэндола, давно ли с ним общаешься?
– Давно – не то слово, уже более десяти лет. Я говорил уже, мы учились вместе – я на филологическом, он на финансовом, но приходил к нам на кафедру учить арабские языки. Он тогда увлекался чтением старинных манускриптов. Но что случилось? Он обидел тебя?
– Не совсем так. (Том молчал, ожидая моих объяснений.) Мне искренне жаль открывать тебе глаза… Гай совершил преступление. Сначала в своей сумке, а потом и в чемодане я нашла белый порошок. Я не разбираюсь в наркотиках, может быть, героин или кокаин… сейчас не имеет значения… Если бы его увидели на границе, – а я полагаю, на это и был расчет, – то…
– Боже! – Томас закрыл лицо руками.
Я удивилась его реакции. Он поднял на меня совершенно безумные глаза:
– Повтори! Что ты сказала?
Он не верил моим словам. Что же делать? Я молчала и только грустно смотрела на него.
Наконец смысл сказанного дошел до его сознания, и Томас произнес более спокойным голосом:
– Элен, я не могу поверить в это. Он не способен на столь низкий поступок! Все что угодно – он мог соблазнять тебя, мог наговорить глупостей про меня, но перейти границу дозволенного Гай не мог. Я не верю!