Кроме нас – никто
Шрифт:
– Сам командующий…
– Это почетно… Может быть, мне присоединиться к вам в поездке? Хотя у меня завтра много дел. В какое время вы отправитесь?
– Планирую перед обедом.
– Вертолетом?
– Нет, машиной… У вертолетчиков без меня много работы…
– Возьмите с собой сопровождение. Дорога опасна.
– Обязательно. Я всегда езжу с парой охранников…
– Этого мало.
– Хватит… У меня все люди заняты…
– Ну, это ваше дело. А что вы говорили утром про имама Мураки?
– Я хотел узнать, где он сейчас скрывается…
– У вас есть какие-то данные?
– У нас есть данные агентуры, – на ходу импровизировал генерал. – Согласно этим данным, среди простого народа ходят разговоры о какой-то провокации со смертью Мураки. Эту провокацию затеяли иностранные спецслужбы…
– Я хотел бы познакомиться с вашей агентурой…
– Это невозможно. Она засекречена…
– Тогда хотя бы с данными…
– И это невозможно. Данные выдадут агентуру…
– Тогда до встречи…
Последние слова прозвучали уже угрозой…
Такой разговор заставил генерала задуматься. И он вызвал к себе Солоухина, чтобы посоветоваться. Майор пришел быстро. Сначала советовались… Потом стали составлять план действий… Потом позвали офицеров, намеченных к участию в операции… Совещались уже вместе, просчитывали варианты…
Пока старший лейтенант Семарглов вместе с Вадимировым выслеживал, а потом и похищал полковника Тафиза, его взвод, меньше суток отдохнув после последней операции, проведенной еще со своим командиром, трижды вылетал на операции в составе других групп. Но возвращению старшего лейтенанта к своим непосредственным обязанностям солдаты обрадовались, это Семарглов сразу заметил по оживлению лиц и по излишней разговорчивости. Зная его манеру говорить внешне слегка легкомысленно, они ее приняли и с ним позволяли себе разговаривать так же. Старший лейтенант подобную неуставную вольность воспринимал естественно. И сейчас даже очередному политзанятию в Ленинской комнате солдаты обрадовались, хотя это мероприятие никто среди солдат никогда не любил, впрочем, как и среди офицеров. Но разговор на политзанятиях опять пошел не о том, о чем говорить следовало в соответствии с тщательным и подробным планом, подготовленным политуправлением контингента и разосланным во все низовые звенья. У солдат были свои вопросы, и отвечать на них было необходимо, чтобы не получить непредвиденную ситуацию.
– А что, товарищ старший лейтенант, говорят, с подполковником Яцко из особого отдела опять Мураки расправился?
– Чего-чего? – Василий Иванович прекрасно понял вопрос, но переспросил, чтобы с мыслями собраться – что следует говорить, а чего говорить не следует, потому что солдатам не полагается все знать, пока дело не завершено. И даже сам, уже внутренне осознав и оценив ситуацию, он оказался неготовым сразу воспринять тот факт, что солдатам она непонятна и не изменилась со времени прошлых разговоров в палатках.
Что вопрос прозвучал именно в его взводе, это понятно. Однако полковник Яцко свою последнюю фразу произнес пусть и при всех, но в вертолете, когда уже загремели винты, когда началась вибрация корпуса и шум достигал того предела, за которым даже слышимость простой речи пропадает, не то что шепот умирающего. Правда, солдаты были рядом, придерживали подполковника, когда старший лейтенант втаскивал его в вертолет. Они могли услышать. Но, скорее всего, услышать не должны были, потому что Семарглов над подполковником склонился, а они – нет. Но, должно быть, услышали. Или догадались по движению губ…
Или еще что-то…
Об этом «еще что-то» разговор в палатке у майора Солоухина был. Предполагалось, что одной из целей проводимой душманами операции является распространение деморализующих армию слухов мистического характера. Деморализованная армия – это уже армия только наполовину. И откуда слухи берутся, следовало выяснить.
– Что за вопрос, я спрашиваю? – еще раз сказал старший лейтенант.
Солдаты, теперь уже из заднего ряда, повторили вопрос. Значит, волнует он не только тех, кто сел ближе к командиру.
Старший лейтенант отодвинул от стола стул и сел прямо, чтобы подчеркнуть серьезность начавшегося разговора.
– Каждую душманскую пулю вы теперь будете рассматривать как месть Мураки?
– Нет… Но говорят, будто Яцко что-то перед смертью вам прошептал…
– Кто такое сказал? Кто-то слышал, кроме меня, что говорил подполковник Яцко? Там, в вертолете – кто-то слышал?
Солдаты молчали. Там, в вертолете, они были все. Кто-то из них поддерживал Яцко, кто-то снимал с раненого бронежилет. Могли, конечно, услышать. Но сейчас молчали… Слышали или нет? Это важно…
– Я еще раз спрашиваю: кто-то там, на месте, слышал, что сказал подполковник Яцко? Кто там рядом со мной был, кто мне помогал – слышали?
– Нет… Видели, что-то шепчет товарищ подполковник… Но вертолет шумел…
– Тогда откуда такие сплетни?
– Солдаты говорят… Из других взводов… Кто на операции не был… У нас спрашивают…
– Ага… Вот именно это я и хотел узнать! – подвел итог старший лейтенант Семарглов и негромко хлопнул ладонью по столу, словно подводя итог. – А теперь слушайте внимательно и рассказывайте это другим солдатам, кто особо любопытен…
Пауза была долгой, чтобы подчеркнуть важность сказанного.
– Откуда взялись разговоры про то, что какое-то привидение, называемое «дух Мураки», преследует участников операции по уничтожению очередного каравана, в котором предположительно должен был находиться престарелый имам Мураки, считающийся среди афганцев святым? Я вам объясню… Имам Мураки действительно пользуется среди афганцев высоким авторитетом, он любим в народе. Душманам, главарям их банд было бы выгодно, чтобы простой народ пополнил их поредевшие ряды и взял в руки оружие. И с целью натравливания до этого нейтрального населения на советские войска была создана легенда о том, что Мураки убит во время бомбардировки каравана. Должно быть, в том караване действительно был кто-то загримированный под Мураки. И караван подставили специально, с целью создания большой волны народного гнева, всенародной, можно сказать, волны… Понимаете, что это было? Понимаете, для чего?
– Понимаем… – прозвучало несколько голосов.
– Одновременно с этим несколько природных явлений – простое совпадение! – создало фон якобы гнева погибшего… И кто-то умело пользуется этим фоном, чтобы создать в Советской армии истерию страха. Кто-то специально распускает слухи, чтобы слабые поверили безоговорочно, а сильные содрогнулись… В действительности, это только цепочка совпадений. Но и это не главное… Главное в том, что имам Мураки жив. И, с целью поднятия его авторитета, его пока прячут от людей, желая в скором будущем объявить о его воскрешении. Вот тогда за ним пойдут уже не тысячи людей, а миллионы… И тогда нам придется плохо… Нам уже сейчас плохо, потому что мы поддаемся страху, который на нас пытаются нагнать. Это психологический аспект войны. И нам важно не проиграть его. Как важно и найти самого Мураки, чтобы доказать простым афганцам, что их обманывают… Вы служите не на кухне в стройбате, вы служите в спецназе ГРУ. Вы – элита! И что вы должны делать в этом случае, товарищи разведчики? Вы должны не просто отвечать на вопросы правильно. Вы должны узнать, кто слухи распускает, кто пытается посеять в наших войсках страх. Если мы будем это знать, мы сумеем себя обезопасить… И запомните, сейчас я не объяснения вам давал, я ставил боевую задачу разведчикам. Найти тех, кто распространяет слухи… Обезопасить себя и другие части… Боевая задача! Не менее важная, чем уничтожение каравана, но гораздо более трудная…