Кромешный свет
Шрифт:
– Я Бряк, меня тут все знают.
– Мне Бубо нужен. – Тимур представляться не стал.
– Ну, мужик, ты же сам сталкер, не понимаешь, что так просто стрелки не забиваются.
– Я не сталкер.
– Сам же говорил, что в Зоне был! – удивился Бряк.
– В Зоне не только сталкеры бывают. Я там на экскурсии был.
– Не хочешь, не говори, – обиженно сказал Бряк. – Бубо тебе зачем?
– Я ему сам скажу зачем.
– Ну, тогда сам и ищи его. – Бряк встал и ушел в глубину кафе.
– Зря ты Бряка обидел, – внезапно обнаружил дар речи бармен. – Он безобидный мужик, в Зоне долго был, вот и волнуется,
– Я тоже нервный. – Тимур постучал ногтем по стакану, намекая на следующую порцию.
Бармен сдержанно кивнул, убрал стакан и поставил перед Тимуром аккуратную стопочку, наполнив ее желтоватой жидкостью из бутылки с надписью на этикетке «Laphroaig 10». Торфяной аромат подсказал Тимуру, что теперь его обслуживают честно.
– О! – Тимур одобрительно кивнул. – Так что, Бубо не ждать?
– Иди в зал, посиди, может, и придет. – Бармен был сама вежливость. – Картошечку жареную будешь?
– И отбивную.
– С кровью, – как само собой разумеющееся добавил бармен.
Совершенно неожиданно и картошка оказалась хорошо поджаренной, и отбивная была великолепной. Пиво принесли как дополнение по определению. Видно было, что Рымжанов завоевал расположение бармена.
Ждать долго не пришлось. В тишине раздался скрип двери в глубине зала. Худой мужчина спортивного телосложения в тренировочном костюме и босоножках поверх черных носков направился прямо к столу Тимура.
– Искал?
– Я искал Бубо.
– Ну, нашел. Что надо?
– Мне проводник нужен. Мне и моим друзьям.
– Куда проводник?
– По Москве погулять.
– А я тут при чем?
– Ты и поведешь.
– Такой самоуверенный? – Бубо не глядя взял в руки пиво, которое услужливая прислуга немедленно принесла на стол.
– Нет, информированный.
– Аргументируй.
Рымжанов достал из кармана рубашки жетон, который дал Занос.
– Это аргумент. Не у каждого есть такая штучка. Номерок из ресторана «Прага». – В голосе Бубо промелькнули ностальгические нотки. – Тебя что, надо провести в Москву?
– Да нет, за кордон мы законно пройдем…
Сталкер подобрался, словно увидел в своей кружке шестиметровую кобру.
– Ты что, из федералов? – прошипел он.
– Нет, у нас научная группа, мы имеем право на проход в Зону. Нам нужно…
– Научники, ети его мать! Натерпелся я от вас… – Бубо, понимая, что заработок уходит из рук, стукнул бокалом о стол. Пена выплеснулась прямо ему на спортивную куртку.
– Успокойся, Бубо, все не так, как ты думаешь. Мы не научники. Просто у нашей организации оказались блокированными в Москве документы и результаты исследований, которые необходимо вывезти. Имеем на это официальное разрешение, – спокойно заверил Рымжанов. – А сам понимаешь, без сталкера по Москве не пройдешь.
– Ладно. – Бубо расслабился. – Раз ты показал номерок, а его, я надеюсь, ты знаешь, только человек из московской гильдии сталкеров может добыть, я тебе поверю. Но одно: слушаться меня беспрекословно!
– Кто спорит! – очень убедительно сказал Тимур и поднял бокал с пивом в знак заключения сделки.
– Нет, это не по-людски!
Сталкер щелкнул пальцами, немедленно прибежала расторопная девка и поставила на стол запотевшую бутылку водки и две стопки.
– Так, давай о деньгах, а потом отметим. – Бубо не стал разливать, а строго глянул на Тимура.
Рымжанов достал из кармана прямоугольник плотной бумаги с цифрами и положил его перед сталкером.
– Вот почему вы, научники, всегда не с того конца разговор начинаете? – повеселел Бубо и спрятал бумажку в карман. Недрогнувшей рукой ловко разлил водку в стопки, которые, как и бутылка, немедленно покрылись холодным потом.
Крякнув и закусив картошкой, которую он взял из тарелки Тимура пальцами, сверкнув черной каймой под ногтями, сталкер оживленно продолжил:
– Теперь по правилам. Как кордон пройдем, сразу на мою заимку, с голыми руками я не собираюсь по Москве шастать. Транспорт у вас хороший?
– Куда лучше, «Лада Калина».
– Слушай, извини, как тебя зовут?
– Тимур.
– Так вот слушай, Тимур, ты хоть понимаешь, что такое Москва?
– Ну да, столица нашей родины.
– Ага, щас! – воскликнул сталкер. – Не забудь, что сейчас в Москве столько нелегалов, охотников за легкими деньгами, что нам там уже делать нечего. Со всего мира лезут, хотят последний кусочек с умирающего города содрать! Слова по-русски сказать не могут, а уже хозяева! Как ты на своей «Ладе» через город, полный мутантов, попрешься? Подумай.
– Да нам-то всего до нашего Центра, ну, научно-исследовательского, доехать. По центральным улицам. Днем. И все. – Тимур старательно исполнял роль простачка.
– Так, хрен с ней, с твоей «Ладой», но первым делом в мой схрон! Я с голыми руками – ни шагу.
– А схрон где?
Сталкер так посмотрел на Тимура, словно он спросил что-то крайне интимное и неприличное.
– Я сказал – будете выполнять все мои указания. Половина суммы вперед!
– С собой не брал, – сказал Тимур.
– Перед выездом дашь. Сколько вас там народу едет?
– Четверо. Шофер наш.
Сталкер сделал движение губами, словно жевал муху, и произнес:
– Тока за бухло ты платишь.
Глава 4
Далеко в Средиземном море
Яхта «Озарение» практически не чувствовала легкой ряби и умиротворенно дрейфовала на траверзе Гераклиона. Исакович не захотел сопровождать свою подругу на шопинг, он считал, что покупать шубу в Греции – это какой-то махровый пережиток совка. Поэтому, устроившись в шезлонге у бассейна, он лениво потягивал портвейн «Приморский» из граненого стакана. На службе у него было пять лучших в мире сомелье, причем один из них даже был здесь, на яхте. Его винные погреба во Франции и Чили стоили миллионы долларов, но вот в такие минуты, когда Гриша Исакович оставался наедине, старая привычка выпить «Приморского» портвейна именно из граненого стакана давала о себе знать. Фляга из-под молока, старая, советская фляга, в которой развозили молоко по гастрономам, была приобретена на eBay и использовалась для личных запасов «Приморского». Гриша понимал, что это психоз, что от этого пойла портится печень и что от вредных привычек надо избавляться. Но только шмурдяк возвращал его в воспоминаниях в те времена, когда жизнь Гриши была беззаботна, лиха и счастлива. Вкус портвейна, простой и вульгарный, как ему объяснили сомелье, вызывал такую ностальгию, светлую и непорочную, что Исаковичу казалось, что и вправду вся его жизнь была светла и непорочна.