Кроссворд для нелегала
Шрифт:
Полковник удалился. Вокруг, меняя посуду, сновали спортивные, быстрые официанты. Их было человек сто, не меньше, все были молоды, отлично обучены – и все подчинялись Сычеву.
Навигатор, стараясь не удаляться от того места, где состоялся разговор с Сычевым, медленно дрейфовал то в одну сторону, то в другую, чтобы не стоять истуканом. От группы, к которой пять минут назад устремился Ильин, доносились хихиканья и визгливые смешки.
– Скажите, Григорий Абрамович, – пародируя манеры Евгения Киселева, вполголоса «интервьюировал» полного лысого приятеля менее полный и более лысый господин. – А как вы сколотили свой начальный, так сказать, стартовый капитал?
Окружение залилось приглушенным хохотом.
Ильин в веселье не участвовал – он проникновенно беседовал
Навигатор встретился взглядом и чуть заметно кивнул импозантному господину в костюме от Версаче, со сверкающим перстнем на пальце. Бывший особист Борисов также возглавлял или консультировал что-то совместное… За особистом величественно, походкой аристократа в двенадцатом колене, шествовал убеленный сединами поэт-шестидесятник Борис Каменский под ручку с юной ангелоликой женой. Надо же, подумал Навигатор, небось прибыл из Израиля по персональному приглашению. Обширный колыщущийся живот и быстро снующие глазки «шестидесятника» отнюдь не мешали ему излучать превосходство над окружающей массой, а благородный металл и бриллианты в ушках, на пальчиках и вокруг шейки любительницы поэзии отнюдь не мешали ей выглядеть классной блядью с немалым стажем – кем она и была на самом деле, в отличие от престарелого Бори, который аристократом не был никогда. Видел бы эту парочку Егерь, живущий на куцую пенсию, подумал Навигатор.
– Господин президент сможет выслушать вас через пятнадцать минут, – услышал Навигатор негромкий голос над ухом.
– Это просто праздник какой-то, – отозвался Навигатор так же негромко. – Благодарю за службу!
Навигатор распахнул балконную дверь и с удовольствием вдохнул прохладный вечерний воздух. Уже перевалило за полночь, и наступило злосчастное 13-е число. Впрочем, почему злосчастное? Кажется, разговор удался. И, кажется, он не ошибся в симпатиях к этому парню, еще недавно служившему в 4-м отделе. [21]
21
4-й отдел внешней разведки – отвечал за разведдеятельность в ГДР, ФРГ и Австрии.
А перепела были дрянь. Потому что в жюльене. Лучше бы летали.
– Ты по-прежнему на службе? Я немного подзабыл ваш табель о рангах, ты уже майор?
– Чуть-чуть выше… Как ты?
– Я – полковник. И у меня своя армия, а практически – свое государство!
Кемаль Аббас, он же Черный Эмир, сидел напротив Телегина в обшитом зеленым бархатом кресле. Его голова и левое плечо были перевязаны бинтами, смуглое лицо было непривычно бледным, но держался он неплохо.
– Ты всегда ездишь в головной машине? – спросил Телегин.
– Да. Я всегда должен быть впереди. Командир всегда должен быть впереди, как Олег Петрович, – ответил Кемаль.
– Ты помнишь Олега Петровича?
– Я не могу его забыть. Тебя – тоже, и Никитина… Говорят, с тобой была женщина?
– Подожди… Сейчас попробую еще раз… – Телегин стал набирать номер Натахиного мобильника, но тот не отвечал. «Абонент временно недоступен».
– Абонент временно недоступен, – повторил Телегин. – Поэтому где она – не знаю… Ты ведь дома у Олега Петровича бывал?
– Что? Да. После его гибели. Как это у вас называется – «поминки»?
– Да. Дочерей его помнишь? Так вот – это его старшая дочь.
– Ты не можешь врать, Телегин! – лицо Кемаля побледнело еще сильнее.
– Это правда, Кемаль. Мы с ней здесь – не туристы. Она чуть не погибла в утреннем бою, но сумела уйти. Что с ней – я не знаю. Через минут двадцать еще позвоню – может быть, она отзовется. А пока расскажи о себе, хотя бы вкратце – как ты здесь очутился?
– Хорошо, слушай… Могу сказать – свои лучшие годы я провел в твоей стране. И все эти годы твои соотечественники,
Кемаль Аббас сделал паузу в своем рассказе. Молчал и Телегин. Ведь в той операции по спасению Чаушеску должны были быть задействованы и они с Никитиным.
– Ваш Горбачев отдал КГБ приказ – не вмешиваться, – продолжил Кемаль, – а ведь сам он был таким же коммунистом, как Чаушеску. И пел «Интернационал», я помню, сам видел по телевизору.
Рассказывать долго, но мы не сумели спасти Чаушеску. Из моего батальона уцелели всего пять человек. Мы сумели уйти, захватив военный самолет. Дальше меня носило по всему миру… Но я уже не мог верить в коммунизм. Не мог верить даже тем, кто не предавал, – Фиделю, корейцам, китайцам… Я смотрел передачи из России – ваши Горбачев, Ельцин, Гайдар, сотни других – все, кто занимал самые крупные посты в партии, стали проклинать ее последними словами. И смеяться… Это самое мерзкое – смеяться над тем, что недавно было для тебя святым! Они, которые вдалбливали другим – партия свята, Ленин вечен! Они плевали и лили скверну на вашего Ленина. Почему ты не возразишь мне? То-то…
И тогда я понял, что есть одна истинная вера – ислам. Я до сих пор плохо знаю Коран… Но я пошел сражаться под Зеленым знаменем и был готов умереть. И сейчас готов. Мои люди здесь не понимают меня, они не такие, как я. Или я не такой, как они. Это твоя страна, твой Комитет сделали меня таким. Я должен во что-то верить и быть готовым умереть за это… Теперь это – ислам. Это – мой джихад. И для меня он вечен!
– Джихад вечен, как вечно любое усердие во имя Бога, – процитировал в ответ Телегин.
Спорить с Кемалем было бессмысленно, он – человек веры, а вера не нуждается в логике. И не признает ее доводов…
– На моей Родине сегодня чтят Аллаха – и кланяются американцам. Здесь – то же самое. Вот Касим… Ты знаешь, кто такой Касим? Он везде говорит, что он – воин ислама, а на самом деле и он, и его люди – воины доллара и угождают американцам. Да и в твоей стране правят такие же, Телегин… Вы тоже сдались. Ты сдался, Телегин. Ведь ты был коммунистом, верно?! Сдался… Я – нет. Победить я не смогу, но я – не сдамся…
– Извини, я позвоню… – Телегин снова набрал номер, чтобы прервать тягостный для него разговор, почти не надеясь на ответ – и вдруг услышал Наташкин голос…
Кемаль молча смотрел на Телегина, напряженно прижавшего к уху мобильник.
– Кемаль, эта женщина…. Долгий разговор, но я знаю теперь, где она. Ей нужна помощь, а моих сил недостаточно… – Телегин отложил телефон и в упор взглянул на Кемаля. – Ты поможешь нам?
– Что тебе сказать, Вячеслав… Вы работаете на свою страну, на Контору – наследницу КГБ, который когда-то приговорил меня. И я сомневаюсь, что сегодня твоя страна и тем более твоя сегодняшняя Контора дружественны тому, что я исповедую, – тяжело произнес Кемаль.