Кровь Асахейма
Шрифт:
Смертные же были другими. Когда бы он ни встречался с ними взглядом, на лицах читалась одна и та же эмоция — страх. Космодесантник ужасал их. Дети разбегались с криками. Взрослые реагировали сдержаннее, но он ясно видел их возбуждение по широко раскрытым глазам, дрожащим пальцам, резкому, острому запаху, выдававшему желание биться с ним или бежать от него.
Ингвар знал, что Гуннлаугура бы это не побеспокоило. Возможно, это было правильно. В любом случае к списку различий между боевыми братьями добавился еще один пункт.
После того как он прошел через Врата, Космодесантник пересек мост
Люди спешили по своим делам, как и до прихода войны, но зажатые, лихорадочные движения выдавали их взволнованность. Для Ингвара это были знакомые по многим мирам и полям битв картины. Люди еще старались поддерживать привычный ритм жизни насколько могли, бездельничая и занимаясь незначительными делами, в то время как войска Хель уже показались из-за горизонта. Такое притворство могло быть лишь наполовину успешным: все они знали, что их миру предстоит измениться, но что же еще им оставалось делать? По-прежнему нужно было готовить еду, ходить за водой и стирать одежду.
Наконец кривые улочки выпустили его из своих сдавливающих объятий на широкую площадь. На дальней стороне вздымались стены собора, поднимаясь к небесам, украшенные снизу доверху постепенно уменьшающимися готическими барельефами. Три шпиля резко выделялись на фоне неба, значительно превосходя по высоте крыши окружающих домов, вырываясь из хаотичного нагромождения шифера и камня, словно громадный трезубец с железным наконечником.
На затененной площади перед собором собралась огромная толпа. Люди стояли в тесных длинных очередях и терпеливо ждали. В каждой очереди священники Экклезиархии в землисто-коричневых мантиях раздавали каждому благословения и отпускали их по одному. Ингвар понаблюдал, как люди преклоняли колени перед жрецами, которые, в свою очередь, осеняли их знамением аквилы и бормотали несколько слов на высоком готике. После этого тревогу на лицах сменяло выражение спокойного удовлетворения. Они отступали в тени узких улочек и быстро растворялись в них.
Ингвар видел, как процесс повторяется раз за разом. Здесь смертные почти не обращали на него внимания, они были всецело поглощены своим занятием и даже если заметили его, то не подали виду.
— Не стоит их презирать, — послышался женский голос.
Палатина Байола встала рядом с ним. На ней были церемониальные одежды из хлопка цвета слоновой кости с красно-золотистой отделкой, которые ярко контрастировали с эбеновой кожей.
— С чего ты взяла, что я их презираю? — спросил он.
— Ты сверхчеловек, — сказала женщина, — а они — простые люди. Они испытывают страх. Мне говорили, что вы — нет.
Ингвар наблюдал за движением очередей. Так же, как у ворот, он начал ощущать смутное беспокойство.
— Как часто это происходит? — поинтересовался космодесантник.
— Жрецы стоят здесь каждый день от рассвета до заката. И они постоянно заняты.
— От этого есть какая-то польза?
Байола задумалась перед тем, как ответить.
— Если под пользой ты подразумеваешь возможность для этих людей немного поспать ночью, чтобы утром снова заняться делами и не вскакивать посреди ночи от кошмаров, то да, есть. Если же ты ждешь, что Император убережет их от грядущего ужаса и позволит жить в мире, то нет.
Ингвар повернулся к Сестре Битвы.
— А ты подходишь за благословлением? — задал он очередной вопрос.
— Они не посмеют благословить меня, — улыбнулась Байола. — Считается, что у меня уже есть вся вера, которая мне понадобится.
Она жестом указала в сторону собора.
— Как я поняла, ты пришел ко мне. Нам следует пройти внутрь.
— А она есть? — спросил Ингвар, не двигаясь с места.
— Что?
— Вера. У тебя есть вся вера, которая нужна?
Байола поколебалась с ответом.
— Думаю, мы скоро это узнаем, — наконец сказала она.
Внутри собора царила прохлада, даже несмотря на то что улицы снаружи изнывали от жары. Широкий неф с рядами колонн из темного базальта тянулся с севера на юг. Свет проникал внутрь через узкие витражи из цветного стекла, на которых были изображены стилизованные святые и воины. Из-за этого на мраморном полу с шахматным узором появлялись разноцветные пятна. Главный алтарь оказался простым блоком из обсидианово-черного камня, над которым висели боевые знамена ордена Раненого Сердца и гвардейских полков Рас Шакех. Внушительная чугунная статуя Императора, Воплощенного на Земле, Сокрушающего Великого Змея Гора нависала над алтарем, влажно поблескивая в полумраке.
Несколько людских силуэтов двигалось в пыльных сумерках: схолиасты, священник да старый кающийся прихожанин, ползущий к алтарю на коленях. Негромкие звуки, которые они издавали, отражались от стен помещения и усиливались. От камня исходили запахи ладана и человеческого пота.
Ингвар оценил все это. Он мог понять, почему Байола так гордится этим местом. Это было серьезное благочестивое здание, в отличие от гротескной махины Галикона, которую занимала канонисса.
Сестра-палатина провела его через боковую дверь в свои личные покои. Комната, в которую они пришли, находилась высоко на южной стороне собора, через хрустальные окна открывалась панорама раскинувшегося внизу города. В комнате было несколько стульев, но она не обратила на них внимания. Это было тактично. Ингвар подумал, что большая их часть сломалась бы под весом его брони.
— Они называют тебя Гирфальконом, — сказала она с улыбкой, облокотившись на дальнюю стену. — Что это означает? Никто так и не смог этого объяснить.
— Угадаешь?
— Я бы сказала, что это название птицы.
— Ты была бы права. Это одна из немногих птиц, которые могут жить на Фенрисе. У нее серое оперение, толстое, чтобы спасаться от мороза. Они хорошие охотники. Впрочем, на Фенрисе все — хорошие охотники. В противном случае их ждет смерть.
Байола выглядела заинтересованной.