Кровь Асахейма
Шрифт:
— Он прав, — тихо произнес Гуннлаугур.
Медленно, очень медленно подбородок де Шателен опустился.
— Будет сделано, — сказала она. — Я позабочусь об этом. Мы пустили эту дрянь в город, и мы ее вычистим.
Женщина глубоко вздохнула.
— Итак, они получили, что хотели. Мы заперты здесь без возможности атаковать и, словно крысы в ловушке, будем ждать, когда они придут к нам.
— Нет, не будем, — гневно ответил Гуннлаугур. — Мы, стая, еще можем драться. Мы ударим по ним на равнинах, пустим им кровь, покажем,
Де Шателен не выглядела убежденной.
— Я надеялась, что вы поможете нам здесь, — сказала она.
— Сейчас наш враг не боится ничего на этой планете. Когда мы закончим, они будут бояться, как и полагается. — Он улыбнулся, обнажив длинные изогнутые клыки. — Мы созданы для этого.
В иное время она, возможно, сопротивлялась бы дольше. Однако объем работы, которую предстояло совершить, вкупе с чувством вины, похоже, сделали ее не такой непреклонной.
— Делайте то, что считаете нужным, — подытожила она, бросив короткий взгляд на лежащее перед ней тело. — Но раз уж вы уходите, то убедитесь, что они получат свое по полной. В первый раз с того момента, как все это началось, я хочу, чтобы они страдали по-настоящему.
Канонисса с каменным лицом смотрела на тело схолиаста. Затем собралась с силами и подняла взгляд на Волчьего Гвардейца.
— Мне предстоит много работы, — сказала она. В голосе снова стали появляться стальные нотки. — Я отправлю очистительные команды. Мы выкорчуем это зло. — Ледяная улыбка на секунду мелькнула на ее лице. — Что мы умеем делать хорошо — так это сжигать.
Гуннлаугур кивнул.
— Вы не останетесь одни, — произнес он. — Пока солнце светит, мы будем сражаться здесь. А потом стая пойдет на охоту.
— Да будет так. — Де Шателен поклонилась. — Пока светит солнце.
Затем она резко развернулась на каблуках и вышла из комнаты. Звук ее тяжелых шагов по мраморному полу отдавался эхом.
После того как она ушла, Бальдр тоже собрался к выходу, но Гуннлаугур остановил его, выставив руку перед его грудью.
— Брат, — сказал он твердо. — Нам нужно поговорить.
Бальдр посмотрел в глаза своему командиру. Его лицо было бледным, а глаза потухли, но он не выглядел по-настоящему больным. Скорее, измотанным.
— О чем?
— Ты сам не свой.
Взгляд Бальдра дернулся.
— Я в порядке, — ответил он. — Варп-переход был… трудным. Я справлюсь.
Гуннлаугур не отступил.
— У Ингвара есть такие проблемы, — сказал Волчий Гвардеец. — Мне теперь нужно беспокоиться за вас обоих?
Бальдр улыбнулся. Вышло нервно и рассеянно.
— Не стоит беспокоиться ни за кого из нас, — заметил он. — Мы же не дети.
Гуннлаугур не отвел взор.
— Мне не нравится видеть тебя в таком состоянии, — произнес воин. — Хватает того, что у Ёрундура вечно дурное настроение. На тебя всегда можно было положиться в части спокойствия духа. Если что-то не так, скажи мне.
Бальдр замешкался. Какой-то момент он казался неуверенным в себе. Гуннлаугур на секунду поймал взгляд его тусклых глаз.
— Правда, — сказал Бальдр, разрывая зрительный контакт. — Это просто варп-болезнь. Пройдет. — Он глубоко вздохнул и размял плечи. — Мне нужно поохотиться. По-нормальному. Бои в пустоте — это другое. Они не могут сравниться с преследованием добычи. Ты тоже это знаешь.
Гуннлаугур кивнул и убрал руку.
— Когда придет ночь, брат.
— Хорошо. — Взгляд Бальдра остановился на трупе. — Но нас еще ждет работа.
Гуннлаугур недовольно фыркнул.
— Ага, — проворчал он, глядя на груду гниющего мяса у своих ног. Этот первым отправится в печь. И вслед за ним полетят еще многие. — Собирай остальных. Пора начинать.
Глава двенадцатая
Алья Йемуэ проснулась. Глаза открылись неохотно, зрение затуманивал затекший в них пот. Поднять веки было сложно. Она не прочь была бы поспать еще. Сон — это все, чего ей хотелось в последнее время. Боль стихала во сне, хотя при этом ей снилась всякая жуть.
Но она не могла уснуть. Не сейчас. Зуд подстегивал ее. Из-за него конечности были непокорными, а разум находился в смятении. Нужно было идти. Она должна была что-то сделать.
Алья откинула тяжелое от пота вонючее одеяло. Матрас, на котором она лежала, оказался влажным и горячим. В комнате было полно мух.
Это нехорошо. Она не любила мух. Откуда они взялись? Необходимо вычистить здесь все. Она хорошо убирала, тщательнее всех в жилом модуле.
В какой-то момент у нее завелись мухи и так и отказались улетать из квартиры. Она не помнила, как давно это случилось. Вспоминать было тяжело. Почему вспомнить что-то было так сложно?
Она сбросила ноги с кровати и заковыляла вперед. Хотелось пить. Горло было сухим и саднило. Глотать было больно.
Алья посмотрела в окно и вздрогнула от испуга. Жаркие солнечные лучи пылали в щелях между ставнями. Похоже, было далеко за полдень. Она не должна была спать весь день. У нее есть работа. Нельзя лениться.
«Есть работа. Есть работа».
Казалось, что ее мысли зациклились. Когда она пыталась подумать о чем-то другом, старые мысли все равно продолжали крутиться в голове.
«Вставай. Вставай. Вставай. Есть работа».
Алья ввалилась в ванную. Ноги болели и казались опухшими. Похоже, у нее не получится втиснуть их в обувь. Придется идти наружу босиком. Это будет очень неудобно. Хелод увидит ее такой. Она будет болтать. Мерзкая Хелод. Почему ноги так отекли? Должно быть, случилась какая-то беда.
Она добралась до раковины и уставилась в разбитое зеркало над ней. Алья не помнила, когда оно разбилось. Похоже, что кто-то специально запустил чем-то в него.