Кровь баронов
Шрифт:
— Георг не видал меня, сударыня; он подбирал ключ к двери на маленькую лесенку и стоял ко мне спиной.
— Как бежать, как бежать? — повторяла баронесса с отчаянием.
Маргарита плакала, кормилица то молилась, то жаловалась.
— Остается только окно, — заметил Филипп.
— Шестьдесят футов высоты! — вскричала Эдвига.
— А веревки на что?
— Где взять такую длинную и крепкую веревку? Наконец, эти окна выходят на рвы, полные водой.
— Будь у меня только веревка! — говорил Филипп, оглядываясь.
— Там сундуки перевязаны, — сказала баронесса, указывая на свою гардеробную.
Филипп сбегал и принес.
— Я ни за что не решусь спуститься по веревке, — проговорила кормилица, выглянув в окно.
— Больше нечего делать, — сказала Эдвига. — Филипп прав: как ни опасно это средство — оно единственное. Барон безжалостно убьет вас обеих, тебя и бедного ребенка.
В эту минуту послышались голоса.
— Боже милостивый, идут! — вскричала баронесса. — Филипп, Филипп, скорей!
Он прибежал с пятью или шестью веревками, связанными одна с другой, и составил довольно длинную веревку, конец которой привязал к железной решетке балкона.
— Отворите же, отворите! — кричал в коридоре бешеный голос Риттмарка.
В то же время он страшно стучал в дверь, то своей железной перчаткой, то рукояткой сабли.
— Прощай, дитя мое, Бог да хранит тебя! — промолвила Эдвига, прильнув губами к ротику маленькой Маргариты.
Марта схватилась за веревку, но когда пришлось стать на балюстраду балкона, у нее не хватило духа.
— Никогда я на это не решусь! — вскричала она в ужасе.
— Бога ради, соберись с силами! — сказала ей баронесса, трепетавшая сама при мысли об этом рискованном предприятии; но еще больше страшилась она для дочери бешенства барона.
— Не могу, сударыня, не могу!
— Попытайся… скорей, скорей!.. Дверь не долго продержится.
Марта опять попробовала, но ее дрожащие руки скользили по веревке.
— Боже, Боже, помилуй нас! — вскричала Эдвига в отчаянии.
— Я спущусь с ребенком, — объявил Филипп решительно. — Посади ее мне на спину, Марта… Обвей ее руки вокруг моей шеи. Опоясай меня и ее веревкой!
Испуганный ребенок тянулся к кормилице и отбивался, как мог.
Но, несмотря на его сопротивление, баронесса привязала его на спину пажа.
— Возьми эти бумаги, Филипп, — сказала она, подавая ему запечатанный пакет, — адрес выставлен на письме. Скажи баронессе Гейерсберг…
В эту минуту дверь дрогнула под ударом топора, и замок почти вылетел вон.
Филипп только что схватился за веревку, как дверь окончательно рухнула от второго удара топора.
При виде барона, ворвавшегося в комнату с мечом в руке, Марта так перепугалась, что вскочила на балкон, схватилась за веревку и спустилась в след за Филиппом.
Чтобы выиграть для их спуска время, Эдвига загородила мужу дорогу. Почти умирающая, она с такой силой уцепилась за него, что он не сразу мог вырваться от нее. Ослепленный яростью, он бешено ударил ее по голове железной перчаткой так, что она упала навзничь с окровавленным лицом.
Освободившись от нее, барон бросился к окну.
— Стреляйте же, стреляйте! — крикнул он своим людям, которые были вооружены пищалями.
Они повиновались.
Раздалось несколько выстрелов, потом, почти одновременно послышалось падение в воду двух тяжелых тел.
— Ага! Попались! — вскричал барон.
И не обращая внимания на жену, которая лежала на полу полумертвая, он бросился к двери коридора.
Между тем, неподалеку от того перекрестка, где Филипп, паж баронессы, простоял так долго настороже, на опушке леса, сидели в засаде человек двенадцать вооруженных. По платью они были ландскнехты, наемные разбойники, которые в то время обыкновенно продавали свои услуги владетельным особам и даже простым дворянам, достаточно богатым, чтобы нанять их.
По-видимому, люди, о которых мы говорим, уже давно оставались без дела, потому что их костюмы были не блистательны. Большинство отличалось суровыми физиономиями, длинными бородами, грубым и диким выражением лица.
— Черт возьми, капитан! — промолвил один из ландскнехтов, великан, растянувшийся во всю длину на траве. — Маленький паж не возвращается. Сдается мне, что и кавалер, которого мы поджидаем, пожалуй, минует наших рук.
— Будем надеяться, — возразил другой разбойник, Зарнен, который из простых ротных сержантов произвел сам себя в лейтенанты, как Кернер произвел себя в капитаны. — Со стороны этого кавалера было бы очень нехорошо заставить нас прождать почти четыре часа и отнять у нас небольшую награду, которую нам обещали за убийство его.
— Ведь бывают же, подумаешь, — промолвил другой, — такие бессовестные люди!
— Молчите, — сказал капитан, подумав. — Посмотрим, кто из вас всех меньше?
Ландскнехты переглянулись с удивлением.
— Кто из нас всех меньше? — проворчал Зарнен.
— Ну да, треклятая скотина! — продолжал капитан тем приветливым тоном, которым отличалось тогдашнее воинство.
— Конечно всех меньше Крамер! — крикнули два или три голоса.
— Черт возьми, а ведь правда, — сказал Кернер. — Эй, Крамер!
На этот приветливый зов к капитану подошел молодой человек очень маленького роста, но его широкие плечи обличали в нем необыкновенную силу.
— Сними с себя кирасу и шлем, — сказал ему капитан.
— Зачем?
— Слушайся и молчи.
— Порцгейм, ты дашь Крамеру плащ, что вчера отнял у нюренбергского купца; под ним, Крамер, твой буйволовый казакин будет не заметен. Теперь стань туда, где стоял паж, и стой по возможности в тени. Сядь там! Понимаешь? Если кавалер, которого мы ждем, наконец явится, он примет тебя за высланного к нему проводника и спросит тебя: «Где путь верному рыцарю?». Повтори за мной.