Кровь Богини
Шрифт:
– Не дыши! Скорей за мной!
Шаман побежал дальше по тропе, увлекая спутника вслед за собой. Остановившись посреди прогалины, он гневно посмотрел на Глокка.
– Правду говорят! Чем шире руки, тем меньше мозгов! На хрена ты потревожил деревья?
Глокк насупился.
– Что не так, чертов лесовик?
– Некоторые деревья защищают свои листья, выбрасывая ядовитую пыль. Вдохни ее – и ты уже не жилец! – яростно жестикулируя, объяснил Друст. – Ты чуть не угробил нас обоих, дубина!
Рассвирепев, Глокк подскочил к провожатому
– Следи. За. Языком. Червяк. Иначе ты будешь жрать эту пыль, пока она из всех щелей не полезет.
Побледневший Друст сжался, как цветок перед скалой.
– Я…я…
– Ты меня понял?
– Да, – пискнул Друст. – Да, я все понял.
Великан встал на ноги и за шкирку поднял перепуганного шамана.
– Меня зовут Глокк, – бросил он, не отпуская его ворота. – Так зовут человека, который прервет твою жалкую жизнь быстрее, чем ты успеешь подумать. А теперь веди меня в гребаный лагерь.
Сглотнув, Друст засеменил по тропе, не оборачиваясь на спутника. Он не проронил ни слова до самого конца пути.
«Наверху, наверное, уже вечер. Если не ночь».
Глокк был привычен к долгим переходам по диким землям. Он прожил не одно столетие, и почти всегда находился в бегах. Прирезав или спалив кого-нибудь в одном месте, он перебирался в другое и обитал там, пока не приходилось уходить дальше. Когда умирали те, кто про него помнил, он возвращался в старые места. И так по кругу.
Однако последние несколько дней, с момента его пленения, выдались трудными. И сегодняшний его просто добил. Его валило с ног от усталости. Голод сводил с ума. Как и безмолвные путы браслетов, что сковали руки ледяной хваткой. Богородный дар жалобно пищал где-то внутри, не в силах найти выхода. Казалось, что еще немного, и он навеки покинет Глокка. От этого наваждения хотелось выть и ломать чьи-нибудь черепа и спины. Богородного трясло, как при лихорадке. Он уже подумывал сорвать злость на Друсте, когда тот вдруг остановился посреди лесной прогалины и повернулся к нему.
– Мы пришли, – сказал шаман.
На самом краю реки стояли две гигантские каменные плиты, поваленные друг на друга. В их тени теплился огонек очага. Пахло чем-то жареным. Доносились тихие разговоры и споры. Один из говоривших, темнокожий и рослый, как Глокк, что-то объяснял собеседнику, который скрывался в тенях. Еще один копошился у речки, облезший, едва шевелившийся старик в грязной тунике. Все место было освещено ярким голубоватым свечением, исходившим от толстых личинок, облепивших скалы. Увлеченный спором темнокожий исполин схватил одну из тех, что тушились на костре, и отправил себе в рот, пережевывая ее с мерзким хрустом.
– Это и есть ваша еда? – хохотнул Глокк.
Услышав его, спорящие замолчали. Из теней вышел еще один обитатель убежища. Белокурый, высокий и статный, с гордыми чертами лица и презрительным взглядом. Впалые щеки поросли длинной грязной щетиной, придав ему вид бродяги и скитальца. Истрепанный камзол с оборванными нашивками на рукавах выдавал в нем благородное происхождение. На его запястьях, как и у всех прочих, было видно черное серебро браслетов, что глушили связь с даром.
«Важный, наверное, был хер, да только теперь он смахивает на нищего оборванца».
– Мы питаемся тем, что дает нам это место, – задрав нос, сказал «важный хер». – В отличие от жрущих друг друга отбросов из Ямы.
Глокк прошел ближе и осматрел его с головы до ног.
– Даже ты, твое сиятельство? – с насмешкой спросил он.
– Даже я, – ответил «важный», и вдруг округлил глаза, словно увидел призрака: – Я тебя знаю!
– О, неужели, – беззаботно бросил Глокк, присаживаясь на камень возле убежища.
Он схватил присосавшуюся к скале личинку и смело откусил от нее половину. Рот поразил омерзительный привкус. Справившись с тошнотой, он с усилием проглотил личинку, стараясь сохранять невозмутимое выражение лица.
– Ты знаешь меня как друга или врага? – спросил Глокк, посмотрев исподлобья на «важного».
– Как врага, – ответил тот, чуть притопнув ногой.
Глокк безудержно рассмеялся. Из его рта в разные стороны полетели синие брызги, дождем окатив собеседника.
– Брехня! Будь ты моим врагом, то давно кормил бы червей в земле.
«Важный» отряхнул замызганный соком камзол, будто тот стал бы от этого чище, и подошел вплотную к пришельцу.
– Ты – Глокк, – прошипел он. – Проклятый наемник. Пират. Убийца и насильник. Помнишь, что было в восемьсот пятьдесят третьем?
– Послушай, твое высочество, – небрежным тоном сказал Глокк, поудобнее устраиваясь на камнях, но при этом готовый вскочить в любой момент, – для меня цифры мало о чем говорят. Может, напомнишь? Чем же был примечателен восемьсот пятьдесят третий?
– Погромом в фактории Алекабро!
– Хмм, – призадумался Глокк, почесывая подбородок, – это то сборище лачуг на берегу Южных морей? Было дело, было. Знатную пирушку мы тогда закатили. А тебе что с того?
«Важного» трясло от гнева. Чем сильнее Глокк его задирал, тем яростнее он стискивал кулаки, а глаза медленно наполнялись кровью.
– Я командовал гарнизоном фактории! – крикнул он, переходя навзрыд.
Глокк расхохотался.
– Херовый же из тебя командир, если шайка пиратов перевернула твой убогий городишко всего за одну ночь!
«Важный» не вытерпел. Взвыв, он бросился на Глокка и попытался впиться в его шею. Но великан давно этого ждал. Ловко извернувшись, он схватил «важного» за руки, резко дернул и уронил на скалу. Тот охнул, врезавшись лицом в камень, и попытался подняться на ноги. Но Глокк был быстрее. Он уселся на спину поверженному врагу и пригвоздил его голову локтем обратно к земле.