Кровь химеры
Шрифт:
– Как твое имя? – вдруг услышал свои слова Корке.
Глаза девочки блеснули хищным пламенем.
– Последнее желание – закон, – мягко пояснил Корке. – Скажи мне свое имя и можешь вершить свою месть, я приму от тебя смерть со спокойным сердцем.
– Нет. Мне не нужно чтобы ты умирал легкой смертью, – злобно проговорила девочка.
– Поверь, я сам себя уже сполна наказал, – старик долго думал о том, чтобы рассказать ей о себе, но не стал. Лишь произнес: – Меня зовут Корке. Скажи мне свое имя… и убей, раз пришла за этим.
– Меня зову Зора, – отчеканила девочка и меч, взметнувшись вверх, со свистом рассек воздух.
* * *
Удар пришелся в ледяной сугроб.
Но Корке даже не вздрогнул. Он уже принял неизбежное. Разум был чист как это снежное поле и находился где-то далеко. На губах сияла улыбка.
«А ведь смерть не страшна. Только обидно, что так мало пожил».
Не сразу старик понял, что еще жив. И лишь плачь и всхлипы девочки вывели его из какой-то эйфории и полного ощущения свободы. Он открыл глаза, пытаясь сообразить, что же случилось. Слева от него звенел меч, вошедший в лед почти на половину своей длины. Зора стояла поодаль, повернувшись к старику спиной. Плакала.
Старик попытался подняться, но не смог.
– Что ты? Что ты? – торопливо спросил он ее, не оставляя попыток встать. Ноги совсем не слушались, а боль, поутихшая было, вновь вернулась с утроенной силой. Рука ниже ранения полностью онемела.
«Плохой знак», – промелькнуло в голове.
– Я… я не могу! – со злобой произнесла Зора, и в сердцах пнула ледышку, отколовшуюся при ударе меча. Та звякнула и разлетелась на мелкие кусочки. – Демоны тебя дери! Не могу!
Старик потупил взор. Что он мог предложить ей? Самому убить себя? Корке не сдержался и хихикнул.
– Что ты смеешься?! – взорвалась девочка.
– Просто странно все это выходит. Моя дочь пришла убить меня, но не может этого сделать и поэтому плачет. Расскажи кто мне такое раньше – ни за что бы не поверил.
– Не смей называть меня так! – зашипела Зора, подскочив к старику и схватив того за грудки. – Не смей называть меня своей дочерью, дряхлый дикарь! Не смей!
Боль пронзила руку и Корке застонал.
– Я ждала этой минуты с самого рождения. И вот ты передо мной. Казалось бы, чего проще – и желанней, – перерубить тебе шею? Но я не могу этого сделать. Не могу! Проклятие!
– У меня в рюкзаке, – слова довались Корке с трудом, но он старался не подавать виду. – Есть чем перевязать рану. Я сейчас сниму его, а ты пока насобирай дров.
– Что? – от удивления Зора вытянулась в лице.
– Дров, говорю, насобирай. У меня пара лучин осталось в заначке, костер разведем. Чаю вскипятим. Знатный травяной сбор у меня имеется. В любую стужу согреет.
Не зная, что ответить на такую наглость, Зора лишь моргнула глазами.
«Какие красивые», – отметил про себя старик и сердце разлилось какой-то горячей беспричинной радостью. Поторопил:
– Ну, давай, чего замерла? Вон там сугроб, видишь? Наверняка куст. Капнуть два раза – и дрова будут. Сходи, пожалуйста. Да не переживай ты так, убежать далеко с такой раной я все равно от тебя не смогу. А так чаю попьем, ноги совсем занемели. Да и ты, я погляжу, замерзла, нос совсем синий.
…Костер развели в небольшой низине, укрывшись от ветра. Корке растопил снега, не скупясь бросил добротную горсть заварки в кружку.
– На, пей, – протянул девочке.
Та сморщила носик.
– Отравить решил, старый?
Корке улыбнулся.
– Что ж я, по-твоему, отраву с собой всегда ношу? Вот смотри, если не веришь, – старик, с удовольствием покряхтывая и с присвистом швыркая, отпил из кружки несколько глотков горячего крепкого чаю.
– Ух! – крякнул в кулак. – Знатно заварился. Ну, будешь?
Зора с подозрением приняла кружку. Грея руки об глиняные бока, опасливо отпила. Не смогла сдержаться, произнесла:
– Да, и в самом деле хорош. Согревает.
– Ну, а я что говорил? – старик улыбнулся.
Они сидели молча, не зная какие подходящие слова найти друг для друга. Корке как мог держался, но боль в плече прошивала так, что он не вытерпел и сквозь зубы закряхтел, пытаясь подавить крик. Зора глянула на него, нехотя произнесла:
– Давай, помогу.
Корке замотал головой, но Зора не стала даже и слушать его, подсела ближе, на удивление крепкой рукой усадила на место попытавшегося слинять старика.
– Надо вынуть, иначе ничего хорошего не жди. В кость не вошла, только в мягкие ткани.
Корке притих, ссутулился, покорно дал себя осмотреть, морщась от боли.
– Сейчас будет больно, – предупредила девочка, осторожно освобождая пораженное место от одежды.
– Ничего, стерплю…. Ох!
– Тихо! – шикнула Зора. – Пустяк! Как я и говорила – кость не задета. Стрелок я так себе. Сейчас выну наконечник. Выдохни и приготовься – насчет три. Три!
В плече что-то противно чавкнуло и сразу же разлилось обжигающей болью по всей руке. Старик едва сдержался чтобы не разразиться самой крепкой бранью.
– Ну вот и все, – произнесла Зора, демонстрируя ему окровавленный наконечник стрелы. – Сейчас перевяжу. Заживет как на собаке.
– Да, это точно! – сказал старик. На белом как снег лице появилась слабая улыбка. – Уже лучше. Правда лучше.
Зора вернулась на свое место. Отхлебнула из кружки и протянула старику.
– На, попей.
Дрожащей рукой Корке принял стакан.
– И что дальше? – спросила Зора, ковыряя носком ботинка снег. – Что будем делать дальше?
– Не знаю, – честно признался старик. – Пить чай будем.