Кровь и честь
Шрифт:
— Чего не знаю?
— Да нет ее! Вообще нет. Теперь я тут живу.
— Уехала? — Сашино сердце сбилось с ритма.
— Ага! Уехала! — ухмыльнулась шалава, продемонстрировав золотую зубную коронку. — В ящике! Убили ее.
— Как это произошло? — Молодой человек сам удивился, что его голос звучит почти безразлично.
— А я знаю? — пожала острыми плечиками девица. — Говорят, во время обстрела накрыло. Я там не была… А не угостите барышню сигареткой, ваше благородие? — игриво подмигнула она, плотоядно глядя на пакет под мышкой у поручика. — А то столько не пила, что до сих пор голодная…
— Извините, не курю, —
Известие о смерти первой его женщины не то чтобы выбило его из колеи — все под Богом ходим — но навеяло грусть, еще больше усугубив неважное настроение.
Но разве одна знакомая девушка у бравого офицера, бывшего гвардейца, в городе? Ха!..
Поручик осторожно, чтобы не разбудить спящую, встал и босиком, поджимая пальцы от уколов разлохматившейся циновки — не такой непотребной, как у него, но тоже далеко не новой, прошлепал к столу, заваленному объедками. Бутылка, на треть полная, занимала почетное место, но Александру мерзко было даже представить отвратительный сивушный вкус пойла, там содержащегося. «Монополька», вынесенная из «клуба», закончилась удивительно быстро, и в ход пошло все, что могло нести опьянение. Да и не первая это была «станция», где останавливался поручик на своем пути к нынешнему свинскому состоянию: в памяти мелькали смазанные лица собутыльников и собутыльниц, ни одна из которых даже близко не походила на спящую — женщину лет тридцати с миловидным, правда, лицом, которое язык не поворачивался назвать красивым. Может быть, из-за неряшливо наложенной и изрядно размазанной косметики?
Бежецкий подошел к мутноватому зеркалу, украшающему одну из стен, и вгляделся в его глубину. Туда, где стоял молодой мужчина в костюме Адама, исподлобья, тяжелым взглядом, смотрящий прямо в глаза ему, Саше.
«Неужели это я? — ошеломленно подумал молодой человек. — До чего же я дошел?..»
Тому, зазеркальному, Саше, действительно трудно было дать двадцать два года. Всклокоченные, изрядно отросшие волосы, ввалившиеся щеки, резко обозначившиеся складки у рта, небритый подбородок, синева под глазами.
«Прочь, прочь отсюда! — Он с гадливостью оглядел убогое жилище, не вызывающую симпатий женщину, с которой делил ночь и постель. — Но для начала — привести себя в порядок!..»
Он долго плескался под рычащим и фыркающим душем, с наслаждением впитывая тепловатую воду, уносящую усталость, последствия неумеренного возлияния и непонятное раздражение. К концу процедуры молодой человек чувствовал себя совсем другим. А уж когда растерся докрасна махровым полотенцем, ощутил такой прилив сил, что воспоминание о соседке по постели уже не вызывало такого отвращения, как вначале.
«Жизнь продолжается… — думал он. — С чего это я взял, что все на свете так плохо?..»
Молодой желудок требовал пищи, на ум пришел некий веселый мотивчик, и поручик не сразу понял, что в запертую дверь крошечной душевой давно уже стучат.
— Я сейчас! — весело крикнул он, выдавливая на палец зубную пасту (ну не мог он преодолеть брезгливости и воспользоваться чужой щеткой!) и остро сожалея при этом об отсутствии бритвенных принадлежностей: с двухдневной щетиной, как какой-нибудь бродяга… Фу, моветон! — Одну минуту!
Он распахнул дверь и заключил бледную хрупкую женщину (косметику она уже успела стереть или, наоборот, поправить) в объятья, мучительно пытаясь вспомнить, как же ее зовут — Лиза, Галя, Тая?..
— Сашенька, мне страшно! — прижавшись к его груди, бормотала женщина. — Что это, Сашенька?
— О чем ты, милая? — нашел офицер нейтральный выход из ситуации с алкогольным склерозом. — Чего ты?
— Разве ты не слышишь? — истерично выкрикнула ночная подруга. — Что это?!
И только теперь он понял, что мощный рык не стих даже тогда, когда он выключил воду. Давящий звук несся с улицы, из-за закрывающих окно занавесок.
«Землетрясение, что ли?..»
Одним прыжком Александр оказался у окна и распахнул шторы, не думая о, возможно, обрадованном его движением снайпере, скучающем на соседней крыше. И оторопел…
Окно квартиры безымянной до сих пор подруги выходило на проспект Бабура. Но не это волновало сейчас мужчину.
По непривычно вымершей улице, ревя моторами так, что дребезжали в окне стекла, сплошным потоком шла бронетехника: приземистые, длинноствольные громады танков, угловатые самоходные гаубицы с орудиями в походном состоянии, словно вырубленные одним топором броневездеходы, увенчанные крошечными по сравнению с массивными корпусами башенками… Все это перемежалось бесконечными колоннами крытых армейских грузовиков, и снова шли танки… Опытному взгляду не нужны были опознавательные знаки, неразличимые, кстати, под толстым слоем пыли — вся эта техника могла принадлежать только одной державе…
— Что это? — вывел его из прострации женский голос, и Саша понял, что созерцает грозную мощь уже чуть ли не четверть часа. — Не молчи! Что это? Это война?
— Это Россия, — ответил он. — Это — Российская империя…
— Не могу знать. — Часовой у ворот в расположение полка был сама непреклонность. — Не велено никого пускать!
Да и сам солдат в каске, бронежилете, с автоматом, с примкнутым штыком выглядел необычно. И не только своей довольно странной для «мирного» Кабула амуницией. Такая могла бы выглядеть привычно где-нибудь в горах, в Кандагаре, но никак не в столице, представить прорыв в которую сколько бы то ни было значительных сил врага нельзя было даже в горячечном сне. Но страннее всего выглядело пунцовое от свежего загара лицо солдатика — точно такое же, как было у самого Саши в первые дни его пребывания на афганской земле.
«Чертов новичок! — в сердцах чертыхнулся про себя офицер. — Выслуживается…»
— Вызови кого-нибудь из офицеров, орясина! — вспылил он. — Не видишь, что перед тобой офицер?
— Не могу знать, — упрямо твердил новобранец.
«Ну что ты будешь делать…»
Выручил Бежецкого офицер, выбравшийся из подкатившего к воротам армейского вездехода: тоже в толком необмятой еще полевой форме. Слава богу, не в каске, а в обычном кепи. Но весь перепоясанный ремнями. А на поясе его Саша разглядел знакомый до боли «федоров».
— С кем имею честь? — спросил поручик, когда офицеры обменялись положенными приветствиями, с ног до головы изучая одетого не совсем по уставу незнакомца.
— Поручик Бежецкий, — представился Александр, демонстрируя папку. — Выписан из госпиталя и следую в свою часть. Которая располагается здесь.
— Вы ошибаетесь, — покачал головой офицер. — Здесь располагается моя часть — Восемнадцатый Екатеринбургский пехотный полк, а всех наших офицеров я знаю в лицо.