Кровь и песок
Шрифт:
Будь оно проклято!.. Обречь семью на упадок, принести горе близким людям... При одной мысли об этом Гальярдо охватывал стыд. Преступлением было бы лишить семью благосостояния, к которому он сам ее приучил. А что же нужно делать, чтобы этого не случилось? Просто держаться поближе к быку, вести бой, как в прежние времена... И он будет держаться ближе!
Старательно выводя буквы, Гальярдо ответил доверенному и Кармен двумя короткими письмами, твердо выражавшими его волю: «Уйти с арены? Никогда!»
Он решил снова стать прежним Гальярдо и поклялся дону Хосе, что последует его советам. «Раз! Удар — и бык в кармане».
В новом приливе
Жене он написал веселое письмо, в котором, однако, заметна была некоторая обида на то, что она усомнилась в его силах. Скоро она получит известия о ближайшей корриде. Он поразит публику, которая устыдится своей несправедливости. Если попадутся хорошие быки, он покажет себя не хуже, чем сам Роже де Флор, которого вечно поминает этот болтун, их зять.
Хорошие быки! Вот что особенно беспокоило Гальярдо. Раньше он гордился тем, что не интересовался нравом быков и никогда не ходил смотреть на них перед корридой.
— Я убью любого, какой бы мне ни достался,— заявлял он надменно.
И впервые встречался с быком лишь на арене.
Теперь ему хотелось рассмотреть животных получше, отобрать подходящих и подготовить успех, тщательно изучив все их повадки.
Погода разгулялась, сияло солнце. На следующий день состоится вторая коррида.
Вечером Гальярдо один отправился в цирк. Огромное строение из красного кирпича с окнами в арабском стиле одиноко возвышалось на фоне зеленоватых холмов. Обширный однообразный ландшафт замыкался белым пятном, напоминавшим пасущуюся на дальнем склоне отару. То было кладбище.
Когда тореро подошел к воротам, его обступила толпа оборванцев, паразитов цирка, бродяг, которые ночуют в конюшнях, куда их пускают из милости, и живут подаянием любителей, питаясь объедками в ближних тавернах. Некоторые из них пришли из Андалузии, сопровождая быков, да так и остались навсегда на задворках цирка.
Гальярдо бросил в протянутые шапки несколько монет и вошел в цирк через Конюшенные ворота.
В коррале он увидел группу любителей, пришедших посмотреть пробу лошадей. Потахе, с гаррочей в руке, звеня огромными шпорами, собирался вскочить в седло. Конюхи окружили поставщика лошадей, тучного, немногословного человека в широкополой андалузской шляпе. С невозмутимым спокойствием он отвечал на дерзкие и оскорбительные шутки зубоскаливших пикадоров.
«Ученые обезьяны», засучив рукава, тащили в поводу нескольких жалких кляч, предназначенных для пробы. Все последние дни они объезжали и школили этих несчастных одров, еще хранивших на своих боках кровавые следы от ударов шпорами.
Наездники пускали их рысцой, ударами подкованных каблуков понуждая к резким поворотам, чтобы подготовить их для работы на арене. Бедные животные возвращались с кровоточащими боками, и раньше, чем отправить в стойло, их приходилось окатывать водой. Вокруг бассейна, в выбоинах между булыжниками, застаивались красные, как вино, лужи.
Предназначенных для завтрашней корриды лошадей тащили из конюшен чуть ли не волоком. Пикадоры должны были осмотреть их и отобрать пригодных.
Жалкие лошадиные остовы выступали неверным шагом, на их истерзанных боках можно было прочесть историю печальной старости, болезней и людской неблагодарности. Тут были невероятно тощие клячи, скелеты с выступающими ребрами, обросшпе длинной всклокоченной гривой. Рядом с ними били копытами гордые кони со сверкающими глазами и лоснящейся шерстью. Казалось
Печальное зрелище! Добрые тусклые, желтоватые глаза; тощие холки с присосавшимися к ним зелеными жадными мухами; костлявые морды, по которым ползают паразиты; угловатые бока, словно поросшие мхом; чахлые груди, сотрясаемые хриплым ржанием; дрожащие, подламывающиеся ноги, до самых копыт покрытые длинной шерстью.
Желудки, привыкшие к голодовке, не справлялись с обильным кормом, которым хотели поддержать силы животных, и все вымощенное пространство корраля было усеяно зловонным навозом. Чтобы оседлать подобную скотину, дрожащую от бешенства или падающую от слабости, нужно было не меньше мужества, чем для встречи € быком. На спину лошади взваливали огромное мавританское седло с высокой лукой, желтым сиденьем и закрытыми стременами. Случалось, что под тяжестью седла иная кляча едва не падала на землю.
В переговорах с поставщиком лошадей Потахе держался высокомерно. Он выступал от собственного имени и от имени своих товарищей, и каждое его цыганское проклятие вызывало хохот даже у «ученых обезьян». Остальные пикадоры могли доверить ему все дела с лошадниками. Лучше него никто не договорится с этим народом.
Конюх подводил к нему какую-нибудь понурую клячу с лохматой шерстью и торчащими ребрами.
— Что ты мне тащишь? — кричал Потахе в лицо поставщику.— Никуда эта дрянь не годится. На эту скотину никто и не сядет. Сажай на нее свою бабушку!..
Флегматичный поставщик был невозмутим. Если Потахе не решится сесть на эту лошадь, то только потому, что нынешние пикадоры всего боятся. В старые времена сеньор Кальдерон, или Триго, или любой другой наездник на таком добром и послушном коне выступил бы в двух корридах подряд, ни разу не упав, п хоть бы одна царапина осталась на лошадиной шкуре.
Ну, а теперь! Теперь только и видишь — страху много, а стыда нет.
Пикадор и поставщик спокойно и даже дружелюбно издевались друг над другом, словно в их устах самая страшная брань в силу привычки теряла свое значение.
— А ты,— отвечал Потахе,— ты просто наглец, такой же мошенник, как Хосе Мария Темпранильо. Убирайся со своей клячей. Пускай на нее садится твоя лысая бабка, что ездит на помеле в субботнюю ночь!
Все кругом хохотали, а поставщик только пожимал плечами.
— Ну что плохого в этой лошади? — мирно возражал он.Зря придираешься. Неужто лучше какая-нибудь чумная или припадочная, которая сбросит тебя на арене через голову, едва ты подъедешь к быку? А эта здорова, словно яблочко. Двадцать восемь лет работала, как приличная особа, на заводе газированных вод, и никто о ней дурного слова не сказал. А теперь приходишь ты, начинаешь орать, выискивать у нее изъяны и ругать ее как последнюю тварь!..