Кровь и Пламя
Шрифт:
Буквально следом в зал заседаний вошла делегация Рейнланд-Пфальца, четверо мужчин во главе с немолодой сухонькой женщиной в строгом платье цвета фуксии. Бригитта Вальдхаузен учтиво улыбнулась фон Вальдбург и кивнула своим спутникам, чтобы они следовали за ней на их места.
Бригитта в своё время входила в состав Правительства Западных Земель, как и родители Карла Бюркеля, однако откровенно презирала не только техномагов и восточных социалистов, но и самого главу делегации Саара, о котором откровенно отзывалась, как о человеке, не способном на что-то самостоятельное, живущим и действующим за счёт всего того, чего добились его родители, уважаемые
— Интересно, насколько её хватит? — произнёс Шваниц, провожая взглядом делегацию Рейнланд-Пфальца.
— Ты о чём? — фон Вальдбург повернул к нему голову.
— Насколько Бригитте хватит самообладания сегодня, это же вообще чудо, что она до сих пор нас поддерживает.
— Поддерживает она Виттельсбахов, а не меня, и здесь она только ради них.
— Ну, пока что ты их можешь удержать в рядах наших союзников, — усмехнулся мракоборец.
— Ой, не знаю, надолго ли, — мрачно отозвалась Канцлер.
И тут в зал вошла делегация Гессена. Два пожилых немца сопровождали Генриха Гессенского, статного мужчину, словно бы сошедшего с картин прусских генералов конца позапрошлого века — седые пушистые усы, седая борода, пепельные аккуратно зачёсаные набок волосы. Этот волшебник происходил из старой германской аристократии, которая помнила ещё кайзеровские времена, и сам Генрих вполне разделял идеи возрождения германского величия, быть может даже силовыми методами прошедших веков. Однако в своей риторике он открыто не высказывался ни за какой-либо реваншизм, ни против действующей политики Магической Германии, сохраняя осторожную позицию и одновременно с этим увеличивая число сторонников, понимая, что к тёмным лордам и тиранам отношение совсем не такое благосклонное, чем полвека назад, даже в среде чистокровных волшебников. Сейчас же он вступал в зал заседаний в должности исполняющего обязанности Председателя Бундестага, что накладывало на него определённую ответственность и одновременно с тем давало достаточно возможностей.
И этот волшебник вежливо поклонился Августе, а после обернулся к ещё одному спутнику — Отто Агриколе, который даже не посмотрел на стоявших внизу у трибуны волшебников, внимательно изучая зал заседаний.
— Тот случай, когда Авада Кедавра будет отличным началом разговора, — на скулах Шваница заиграли желваки.
— Напомни, пожалуйста, ты точно мракоборец? — Августа прищурилась, изучая взглядом делегацию Гессена, которая уже двинулась к своим местам.
— Точно, откуда ж у меня Авада? — саркастически заметил Виктор.
— Да уж, вряд ли в Штази практиковали Непростительные Заклятья, — усмехнулась Канцлер.
— Никогда о таком не слышал, — покачал головой мракоборец и хитро ухмыльнулся.
Следом вошла делегация из Гамбурга, трое волшебников и их глава — Филипп Тельман, маглорождённый, который однако же в последние года достаточно серьёзно разбогател из-за своих торговых дел с Францией, Британией, Бенилюксом и, как ни странно, Турцией. И соответственно любая напряжённость между этими странами и Германией ставила под угрозу его прибыль, о чём он не забывал постоянно заявлять.
Совершенно не обратив внимание на Августу и Шваница, делегаты Гамбурга прошли на свои места. А двери
Церинген стремился расширить свои права на использование угодий Шварцвальда[2], а также на расширение автономии Байрсброна — крупнейшего города цауберов на территории Магической Германии. Фон Вальдбург естественно это всё не нравилось, и она всячески стремилась не дать Шварцвальдскому Медведю выиграть в этом противостоянии. Однако Баден-Вюртенберг всё больше и больше становился самостоятельной землёй в составе Германии, формально не выходя из под её власти. Августа гадала, что же Виттельсбахи пообещали за лояльность Церингенам, и надеялась, что когда её сместят, с этим разгребаться придётся не ей.
Виктор добродушно поклонился и помахал рукой Шваницу и ей и направился со своими провожатыми на место. А вот следом в зал зашла делегация Баварии во главе с Альбрехтом Баварским: трое мужчин в строгих чёрных костюмах и двое женщин в строгих чёрных платьях. Альбрехт окликнул Виктора, тот обернулся, расплылся в улыбке и пожал руку магу.
— Интересно, если бы не случилось всей этой истории, как скоро бы тебя попросили перестать досаждать Шварцвальдскому Медведю? — усмехнулся Шваниц.
Августа зло на него взглянула и процедила:
— Разбираться с этим пришлось бы в том числе тебе, тебя б уж я с должности специально ради этого не стала бы снимать.
— Так вроде ж он не тёмный волшебник, сепаратизм не забота моего департамента, — тот совершенно невинно взглянул на немку.
— Тут если пристально поглядеть на половину зала, легко будет отсыкать тёмного волшебника, — она повернулась на Церингена и Виттельсбаха, которые со своими делегациями уже двинулись к местам, — А если поскрести, так и в каждом отыскать можно.
— Даже во фрау Канцлере? — в голосе Шваница послышалась издёвка.
— Даже в герре мракоборце, — мрачно ответила Августа.
Бавария, откуда сама фон Вальдбург была родом, всегда стояла особняком в немецкой политике, а три десятка лет после объединения, благодаря осторожной политике Виттельсбахов эта земля копила силы и обрастала связями и рычагами давления. Нет, нельзя было сказать, что у них было много союзников в остальной Германии, но в последние года чаще слышались голоса, особенно из других западных земель, что баварцы неуклонно увеличивают своё влияние во всей стране, и что с этим влиянием нужно что-то делать, чтобы это не стало всегерманской проблемой.
Следом в дверях показались волшебники из земли Северный Рейн-Вестфалия, трое подтянутых мужчин в чёрных мантиях и их предводительница в мантии, отливающей серебром, Анна Эберль — такая же статная, как и её спутники, черноволосая женщина, Служительница Холма Калькризе и Защитница Германского Народа. Она особо не лезла во всегерманскую политику, однако злые языки поговаривали о насаженных на колья телах иноземцев, которые рискнули слишком близко подойти к священным местам, ревностно оберегаемых этой волшебницей. Ещё про неё шептались, что совсем не случайно реестр анимагов в этой земле застыл на отметке в ноль человек, а случаев ликантропии вот уже несколько десятилетий не фиксировалось в Вестфалии.