Кровь и туман
Шрифт:
– А он, похоже, нет, – говорит Андрей. – Даже подготовил их.
Подготовил, но уже никогда не подарит.
Я достаю часы. Коробочку оставляю на подоконнике. Верчу часы в руках, но медлю, прежде чем надеть на запястье.
Браслет явно уменьшен специально под меня: сидят отлично.
– Папа твой был классным мужиком, – сообщает Андрей. Хочу оскорбиться, но потом понимаю, что сказано-то без сарказма. – Я мало знал его, потому что… ну, ты помнишь про всю эту штуку с путешествием во времени… Но я успел стал свидетелем тому,
– Папа всегда знал, что нужно сказать, чтобы полегчало.
Я кусаю губы, но это не помогает отвлечься. Часы становятся последним толчком – и вся моя пирамида из спокойствия и самоконтроля рушится, а её обломки бьют прямо в поясницу и заставляют меня сложиться пополам.
Наклоняюсь вперёд. Руки – на подоконник, лоб – на сложенные ладони.
– Всё нормально, – Андрей единожды хлопает меня по плечу. – Нормально.
Больше ничего за собственным сопением я не слышу. Закладывает нос, уши. Не понимаю, почему не могу остановить слёзы, и от этого распаляюсь лишь сильнее.
Нужно успокоиться, пока хуже не стало. Пока не сорвало оставшиеся клапаны и плач не перерос в вой, а человек не уступил место зверю.
Обращения всё ещё даются слишком тяжело, даже несмотря на помощь Боунса. Каждое из них – как игра в русскую рулетку: я не знаю, будет ли следующая камора барабана пустой, или мне придёт окончательный конец.
Мысль об этом, а также воспоминание о днях, проведённых в лисьем одиночестве и без надежды в сотне километров от дома, возвращают чёткость помутневшему рассудку. Я поднимаю голову и неожиданно нахожу Андрея всё ещё стоящим рядом и смотрящим что-то на телефоне.
– Я думал, ты ушёл, – говорю я. Утираю слёзы тыльной стороной ладони. – Чего там у тебя?
– Котики в шапочках, – отвечает Андрей. Поднимает на меня глаза. Внимательно осматривает. – Ты уж извини, что остался, тут просто вай-фай хорошо ловит.
– Вай-фай, – повторяю я.
– Ага.
– Нужно будет роутеры мощнее поставить.
– Типа того, – Андрей молчит, пока убирает телефон в карман. – А часы, всё-таки, высший класс. Дашь погонять?
– А ты мне внедорожник?
– Только через мой труп.
– Ну вот тебе и ответ.
Мой голос в пустом помещении звенит эхом. Андрей добро хмыкает. Потирает якобы озябшие руки (хотя, может это и правда; в комнате всё ещё чувствуется свежесть недавно бывшего открытым окна).
– Мне, на самом деле, ещё очень нужен твой совет, – в итоге произносит он. – Как говорится, баш на баш за то, что я рассказал тебе про спальные приключения.
Я морщусь, как от кислого цитруса. Что за ужасная метафора?
– Ну, валяй, – говорю в ответ.
Отхожу от подоконника. Андрей семенит за мной на выход из кабинета.
– Это тоже насчёт девчонки. Мне нравится одна, и, кажется, это проблема.
– Кто нравится-то?
– Слава.
Останавливаемся у лестницы. Тут
– Ты же в курсе, что она только рассталась с Власом?
– Разумеется.
– И в курсе, что у них были серьёзные отношения?
– Ну да, – уже с огромной долей сомнения, протягивает Андрей.
Начинает осознавать, кажись, всю ситуацию целиком.
– А про то, что они были настолько близки, что даже говорили о теоретической помолвке, не забыл?
– Я… – Андрей вздыхает.
Одним резким движением, – таким, что даже я от неожиданности вздрагиваю, – срывает с головы бейсболку и бьёт её о деревянный поручень лестницы.
– Твою мать! – восклицает.
Не совсем, правда, я понимаю, кого именно он порицает сейчас: Славу, Власа, себя или меня в качестве доносчика не очень хороших новостей?
– Забудь ту часть, где я говорил, что это проблема, потому что это настоящая катастрофа, – сжимая бейсболку в кулаках, говорит Андрей.
– Всякое бывает, – я пожимаю плечами.
– Да уж. Не надо было мне её тогда целовать.
– Вы целовались?
– Это было не в этом времени, – отмахивается Андрей. – Ну, ты понимаешь…
Понимаю, как бы парадоксально это не звучало.
– И что будешь делать? – спрашиваю я. Правда интересуюсь. Слава мне очень дорога, и я не хочу, чтобы кто-то причинял ей неудобства, даже если это Андрей, который тоже является моим другом.
– Не знаю. Это и хотел у тебя спросить.
– Очень хотел бы тебе помочь, но единственная девушка, с которой я когда-либо был и в которую когда-либо был влюблён, на удачу ответила мне взаимностью.
Произношу это с уверенностью, но когда слышу слова вне своей головы, понимаю, насколько убого это звучит. Друг пришёл ко мне за помощью, – тот самый, который до этого поддержал меня, – а я всё, что смог сделать – это похвастаться своей личной жизнью.
– Слушай, если тебе правда нужен мой совет, – (Андрей энергично кивает), – то я предлагаю тебе оставить эту идею.
Брови Андрея ползут вверх. Он явно не рассчитывал на предложение в стиле “дать заднюю и забить”.
– Ты сам недавно с Полиной расстался, вот и пытаешься, наверняка, сейчас хоть как-то…
Я замолкаю, когда понимаю сам и в этот раз без чьей-либо помощи, что слова мои – полнейшая чушь.
То, что Андрей делает сейчас: отводит взгляд в сторону, выпячивает челюсть, явно едва сдерживая в себе тираду гневных оппозиционных слов, нервно дёргает коленом выдаёт в нём человека более чем заинтересованного.
Он… влюблён?
– Как крёстный брат, должен тебя уверить – разобьёшь Славе сердце, и я тебе твоё вырву, – говорю я. Растопыриваю пальцы обеих рук и демонстрирую Андрею обычную для оборотня мутацию – свои больше не человеческие, а животные ногти, удлинняющиеся при полном обращении.