Кровь и туман

nastiel

Миллуони смеётся. Нет. Насмехается. Надо мной и моей реакцией на его слова. Рад, наверное, что может наконец скрасить своё одиночество издевательством над кем-то другим.

Я ещё и молчу, как последний дурак. Пропускаю всё мимо, терплю. Никогда не умел парировать красиво, как это делала Ярослава.

Когда-то мой защитник. А теперь мне нужно учиться самому за себя бороться.

– Так что у вас там со Славой Романовой? – вдруг спрашивает Миллуони, словно прочитав мои мысли.

Кивает на стулья за столом. Сам занимает один. Я пользуюсь приглашением и опускаюсь

на противоположный. Не знаю, что ответить. Правда – вот она, ничего сложного: скажи просто “Уже ничего”, и всё. Но поперёк горло встаёт вместе с алкоголем, до сих пор не переставшим царапать внутренности.

– Юноша, а чего такой бледный? – уточняет Миллуони, не получив ответа на свой предыдущий вопрос. – Я тебя стыдить не собираюсь. Просто интересно.

– Мы со Славой расстались, – на выдохе признаю я.

Не должно быть так больно.

– О, – Миллуони хмурится. – Это печально.

– Королева Зимнего двора мне кое-что показала, – раз я начал, мне уже себя не остановить. – Хочу узнать, насколько это правда, а ещё увидеть всё от начала и до самого конца.

Миллуони серьёзнеет, как никогда. Глубокая складка пролегает меж его бровей, губы становятся жёсткими, и я даже вижу морщины, которые раньше не замечал и которые лучше любых слов говорят о настоящем возрасте ведьмака.

– Что-то мне подсказывает, что я тут очень даже при чём, да? – спрашивает он.

– Угу.

– Ясно. – Тон Миллуони становится холодным, ровным. Я понимаю: вот она, его рабочая сторона. – Я отговаривать тебя не стану, это не в моих правилах. Но учти – у всего есть своя цена.

Я чувствую на коже фантомные прикосновения чужих рук, и меня всего передёргивает вплоть до костей. Это замечает и Миллуони. К деловой серьёзности в его взгляде возвращается интерес.

– Что с тобой?

А я бы рад сказать. Хоть кому-нибудь! Но не могу.

Страшно.

Произнесу вслух – вдруг меня снова туда выбросит, да ещё и без возможности убраться прочь?

– Что ты хочешь? – спрашиваю я, с трудом справляясь с эмоциями.

Пальцы находят край стола и крепко в него вцепляются.

Миллуони кусает губы. Снова наполняет свой стакан порцией алкоголя и сразу её выпивает. Затем ещё одну. Что бы ни творилось у него в голове, оно явно очень его мучает.

– Как и многие, независимо от силы и расы, – протягивает Миллуони. – Предотвратить возможные ошибки. Я… я бросил Христофа, когда у него кроме меня больше никого не было, и, как ты знаешь, это привело к катастрофе в масштабах нескольких миров.

– Я не понимаю…

– Ты может и не видишь этого сейчас, но в тебе есть потенциал. Не очень хороший, Влас. Если быть честным – отвратительно плохой.

Я хмурюсь.

– Мне не нравится…

– Тогда подумай хорошенько, – снова перебивая, просит Миллуони. – Если тебе не нравится даже сама теория возможного, ты не захочешь узнать, что кое-что из этого уже случалось на практике.

– Я устал от лжи, – провожу ладонями по лицу. – Устал от того, что все вокруг считают, будто благие намерения хоть немного оправдывают сокрытие правды. Так что цена, каковой бы она не была, полагаю, того стоит. К тому

же, заплатить больше, чем потребовала королева за наше освобождение, я всё равно уже не смогу.

– Если начинать с правды, то моё настоящее имя – Иезекииль. Эдзе – если коротко.

– Спасибо.

Миллуони, – точнее, Эдзе , – коротко кивает и отводит взгляд в сторону.

– Потом, когда узнаёшь всё и будешь меня ненавидеть, не забудь, что у меня всегда имеется смертельная магия в заднем кармане штанов, – сообщает он.

А когда снова на меня смотрит, несмотря на иронию, впервые не пользуется возможностью ухмыльнуться.

***

Я возвращаюсь в пещеру к пиратам с двумя огромными мешками, доверху набитыми едой и одеждой. Пираты налетают на “добычу”, оплаченную Эдзе, не задавая лишних вопросов. Вытряхивают содержимое мешков. Первым делом в расход идёт еда. Одежда – после, когда пещера перестаёт наполняться звуками рвущихся бумажных пакетов и чавканьем.

Я стою и слежу за всем со стороны. Я уже сытый и переодевшийся. А ещё спокойный, каким не был, наверное, никогда. Теперь я знаю правду. Знаю, кто я есть на самом деле, и на что способен. Эдзе показал мне прошлое, которого не существует в мире, где мы находимся сейчас, но оно кажется мне даже более реальным, чем все предыдущие сто двадцать четыре года моей жизни.

Да, я был марионеткой в руках собственного дяди, которого, сколько себя помню, считал худшим из своих врагов, но… почему это кажется мне таким естественным, логичным, даже правильным?

Возможно, я болен?

– Влас, – окликает Филира. Снимает грязную кофту через голову, берёт чистую. Я смущённо отвожу взгляд, когда она оголяет грудь. – Ты наш спаситель!

Гло, так как говорить не способна, подходит ко мне и жмёт мою ладонь. Я отвечаю ей короткой улыбкой. Только Север молчит. Не принимает принесённое мной как должное, скорее, наоборот: я вижу, с каким недовольством он ест, пьёт и меняет одежду. Чувство необоснованной зависимости, беспомощности – это то, что волки ненавидят больше всего на свете.

– Куда мы пойдём дальше? – спрашивает Филира, закончив с одеждой.

Теперь, сытые и, хоть косвенно, но чистые, пираты снова готовы завоёвывать мир.

– Я могу отправить вас в любую точку, – отвечаю я, оставляя при себе слово “Пока”. “Пока могу” – вот, как было бы правильно. Или “Могу, но не факт, что после этого не вырублюсь лет на десять”.

– Отправить? Нас? – Глаза Филиры расширяются. – Ты … не пойдёшь с нами? – (Отрицательно качаю головой). – Но мы нигде не будем в безопасности без тебя!

Она хочет броситься ко мне, но Север хватает её за одежду, останавливая. Однако держит не слишком сильно, и Филира вырывается. На дрожащих ногах подходит, буквально падает мне в объятья. Я не прижимаю её к себе. Перехватываю за плечи, держу чуть на расстоянии.

– Влас, пожалуйста, не бросай нас.

Слёзы льются по её щекам бледно-зелёными водными дорожками. Я не знаю, попытка ли это манипуляции или реальные чувства, но всё равно остаюсь безразличным.

Удивительно, как мало мне оказалось нужно, чтобы стать таким чёрствым.