Кровь и туман
Шрифт:
Обезоруживающее удивление сменяется вспышкой гнева. Теперь лицо Вани покрывается красными пятнами, но ни это, ни возможность моргнуть, а, снова открыв глаза, обнаружить перед собой взбешённого лиса, меня не пугает.
Ваня дышит тяжело. Желваки ходят ходуном.
– Я чувствовал себя преданным, – отвечает он нехотя.
– Нет, – я качаю головой. – Ты чувствовал себя преданным одним из тех, кого считал своей семьёй. И ты скорее бы умер, чем позволил этому повториться.
Ваня не нравится то, к чему пришёл наш разговор. Поэтому он идёт к входной двери, быстро надевает ботинки
Я молча жду, что он скажет.
– Наверняка там, где ты теперь живёшь, нет зоны покрытия сотовых операторов, но ты бы оставил хоть какие-то координаты или там способы связи с собой, – тараторит Ваня. – А лучше…
– Я напишу записку, – перебиваю я. – Кому-то всё равно придётся вернуть ключи от квартиры её владельцу.
– …а лучше вытащи свою голову из задницы и возвращайся домой, – спокойно договаривает Ваня. – Ты спас нас и помог пиратам. Тебе больше не надо никому ничего доказывать. Каждому нужна семья. Ты, конечно, бессмертный, но один долго не протянешь.
Ваня прав. Поэтому я признаюсь:
– Я не один.
Не желая больше препираться, Ваня уходит. Я собираю немногочисленные вещи, которые имеют для меня ценность, включая несколько любимых книг, альбом с фотографиями и бабушкино фамильное кольцо, которое я привычно носил на шее на цепочке, но перед нашим путешествием в Волшебные земли оставил дома, чтобы не потерять.
Уже спустя пятнадцать минут я был полностью готов навсегда покинуть квартиру, в которые провёл несколько последних и, в принципе, от чего сейчас намного хуже, счастливых лет своей жизни. Остаётся только достать из шкафа переноску Лолы и чиркнуть пару строчек, как и советовал Ваня. Правда, без контактов, географических координат или любых ориентиров, способных намекнуть стражам о моём местоположении. Вместо этого – послание для одного конкретного человека, который, как бы я не старался и как бы не старался он, причиняя мне боль, никогда не заставит меня его разлюбить.
***
Эдзе встречает меня по ту сторону портала с выражением лица разочарованного в своём ребёнке отца. И всё же в том, как он при этом кривит губы, есть что-то ещё. Что именно – я понимаю только, когда Эдзе говорит:
– Ты вернулся.
Удивление.
Я опускаю сумки на пол и развожу руками.
– Мне некуда больше было идти, так что..
– Нет, – перебивает Эдзе. – Я не об этом. Ты вернулся.
– Я понял. И я хотел сказать…
– Христоф бы не вернулся. Он терпеть не мог помощь, если ему её навязывают. И он бы абсолютно точно не оставил свою любовь, свою драгоценную Розу.
– Я…
– Ты не Христоф, – заканчивает за меня Эдзе, хотя я сказать хотел совсем другое. – Это я теперь понимаю отчётливо. И забираю своё предвзятое мнение обратно, что, собственно, для меня нехарактерно, так что можешь считать это наивысшим комплиментом из возможных.
Я не знаю, что сказать, поэтому приседаю, открываю переноску и выпускаю Лолу на свободу. Затем подхожу к дивану, на деревянном подлокотнике которого стоит бутылка с алкоголем. Беру её. Отвратительный вкус до сих по чувствуется на языке, и всё же я откручиваю крышку.
– Я, пожалуй, выпью.
Плюхаюсь
Эдзе внимательно за мной наблюдает.
– Знаешь, что? – спрашиваю я, грустно хмыкая.
– Ну?
– Никогда бы не подумал, что закончу вот так: в твоём обществе и с бутылкой в руках.
– Конец? – Эдзе на секунду сжимает ладони в кулаки, но затем снова расслабляется. Идёт к книжному стеллажу, где стоят различные вещи, за исключением самих книг. – Если после каждой неудачи ты не перестанешь думать, что это конец, у тебя никогда не будет настоящего шанса попробовать заново. – Эдзе отодвигает деревянную шкатулку и флаконы с чёрной жидкостью и достаёт что-то из самых глубин стеллажа. Бумага? Нет, карточка… Фотография. – Знаешь, в чём самый главный смысл силы, которой обладают самые могущественные маги в мирах?
– Возможность всё разрушить? – предполагаю я. Щёлкаю пльцем по горлышку бутылки, к которому так и не приложился. – Или получить всё, что ты захочешь?
– Нет, – Эдзе рвёт фотографию. Его плечи вздрагивают лишь однажды, но я всё равно успеваю это заметить. – Возможность сказать самому себе: “Пока я способен контролировать силу самой Вселенной, моим страхам не суждено одолеть меня”.
Кусочки фотографии Эдзе бросает в миску, которую достаёт с верхней полки. Лола вьётся у него под ногами, и я жду, что Эдзе выйдет из-за этого из себя, но он не видит в животном никаких помех к своему действию.
Дальше всё происходит быстро. Различные ингредиенты летят в миску друг за другом, последней идёт подожжённая спичка. Вспышка – и по комнате разносится терпкий запах парафина, а миска и её содержимое превращаются в пепел, который Эдзе стряхивает со стола, поднимая поток воздуха лёгким взмахом ладони.
Пола пепел так и не касается. Он превращается в пыль и становится частью затхлого воздуха в помещении.
Не знаю, прав ли я в своих наблюдениях, но, кажется, только что прямо на моих глазах Эдзе отпустил своё прошлое.
Он смог – смогу и я.
К бутылке я так и не прикладываюсь.
Тихая гавань. Глава 5. Нина
Канун православного Рождества.
Я распахиваю дверь портала настежь. Хозяйка комнаты, в которую я попадаю, сейчас вероятно, захочет меня убить, вот только едва ли успеет, потому что здесь и сейчас именно я, образно выражаясь, пришла по её душу.
– Что за… – протягивает сонный голос.
В ответ ему я громко заявляю, что если она не собирается давать спать мне, то и сама спать не будет.
– Нина? Ты, что ли?
– Нет, блин, Авель, – прыскаю я.
Отхожу к дальней стене, включаю свет, шлёпая ладонью по переключателю. Закрываю портал. Затем присаживаюсь на кровать, попутно легко ударяя по торчащей из-под одеяла голой ноге.
– Что ты за человек такой? – продолжаю распаляться. – Обманщик, лгун и врун! Утром, значит, она якобы хорошо выспалась, а потом оказывается, что полночи кошмарами мучается!
– Я не… – Слава приподнимается. Трёт глаза одной рукой, пока на другую опирается, удерживая корпус. В итоге, сдавшись, плюхается обратно на подушку. Крепко зажмуривается. – Нин, сколько время?