Кровь избранных
Шрифт:
Еще двое узников неприметно расположились в сторонке, и надо было поразмыслить и решить, следует их опасаться или не обращать на них внимания. Главарь зачастую едва заметен за спинами подчиненных. А вот этот человек ему знаком. Шань Фен стоял, прислонясь к сырой стене, словно без него она упадет, и глядел в пустоту. Земляк, видимо, не узнал Вэя.
— Эй, братишка, чего же ты натворил, что угодил сюда? Я убил хахаля матери, а та на меня донесла.
Дурачок залился громким смехом, и Вэй захохотал в ответ:
— А я играл с кем не надо.
Спустя два дня Шань Фен и Вэй прохаживались по тюремному
— Говорю тебе, Шань Фен, что Гоминьдан день ото дня набирает силу, а коммунистическая партия не завоевала много приверженцев. Нас мало.
— А Мао?
— Кажется, он даже не приехал на Второй съезд. Среди товарищей крепнет идея влиться в Гоминьдан, и Цзэдун вроде не возражает. Люди верят риторике Сунь Ятсена, и я совсем не уверен, будто это хорошо. Разве только чтобы увеличить число сторонников… Так быстрее можно заинтересовать крестьян, чего не сумел даже Мао. Тогда это единственный путь.
Шань Фен задумчиво отвел глаза, и Вэй испугался, что поторопился и выдал себя, слишком быстро раскрывшись. Он и в игре часто упрекал себя за поспешность, которая не раз стоила ему проигрыша. Секунды растянулись в вечность. Наконец земляк сказал:
— Кажется, я знаю, что делать. — Вэй улыбнулся. — Я давно хотел передать Мао записи Хофштадтера и уже собрался это сделать, но боги мне не позволили. Когда шел забирать бумаги из тайника, то угодил сюда. — Шань Фен горько усмехнулся. — Может, провидение хотело, чтобы их принес ты.
Игрок сделал непонимающий вид, и приятель коротко рассказал ему все, что знал: о ценности исследований Хофштадтера, о доверенных ему на хранение записях и о месте, где их спрятал.
— Ты хорошо запомнил расположение тайника, где лежат бумаги?
Довольный Вэй кивнул. С миссией он справился, но на душе было неспокойно. Дерюйтер рассчитал абсолютно верно: земляку надо выговориться знакомому лицу. Минимальная поддержка, и тот выложил все. Просто, как обобрать нищего. И настолько же недостойно. Ему оставалось отсидеть еще две недели за маленькое преступление, которое Вэй совершил: резался в азартные игры в клубе для европейцев, подумать только! Разумеется, по приказу голландца, чтобы появился повод сесть в тюрьму и войти в контакт с Шань Феном. Еще пятнадцать дней в этом аду, и все кончится.
Сунь Сюнь внимательно наблюдал за ними обоими. Едва Вэй появился в камере, как сразу прилип к Шань Фену, словно поросенок к матке. Когда они расхаживали, увлекшись разговором, то заходили в чужую зону. Вечно эти из Триады воображают себя хозяевами мира. По тюрьме распространились слухи, что Юй Хуа и его люди потеряли благосклонность богов. Ту Юэшень снова стал хозяином Шанхая. А его следовало ублажить. Пришло время свести счеты.
После того как Сунь Сюнь провалил убийство немецкого профессора, Дерюйтер перестал прибегать к его услугам. Голландец все больше сближался с Шань Феном, который, похоже, и добил старика. Наемник долго собирался настучать на него и на Ганса Юй Хуа, но теперь обрадовался, что не донес, — можно поквитаться напрямую. С тех пор как Дерюйтер начал Суня игнорировать, у того все пошло вкривь и вкось — видно, жизнью завладели злые боги. Он перестал получать задания от тайных
Но теперь-то уж ему представился случай отличиться.
10
Шанхай, район Старого Города, июль 1922
Татуировщик, приютивший Дерюйтера и зашивший ему плечо, свое дело знал хорошо. Под его спорыми, искусными пальцами боль становилась терпимой. Прежде чем вытащить пулю, засевшую возле самой подмышки, китаец предложил голландцу порцию опиума, но тот отказался. Ему хотелось остаться в полном сознании, и тому было две причины. Первая — наказание: надо платить за провал операции и за то, что вовремя не сумел предвидеть предательство Чжу. Так облажаться с его знаниями и опытом! Вторая заключалась в необходимости сосредоточиться и быстро обдумать возникшую ситуацию. И пока хирургическая игла протыкала ему кожу, Дерюйтер заново прокручивал в памяти события последних часов.
Западня, предназначенная для Ту Юэшеня, захлопнулась над ними самими. Потом Дерюйтер узнал, что в то же время Юй Хуа чудом спасся от покушения, подстроенного предателем. Двое из семи наиболее значительных людей Триады были убиты, еще двое перешли на сторону «Зеленого круга». Одним из оставшихся верным организации оказался раненый голландец, которого заштопал в пропахшей дымом лачуге колдун-татуировщик. Шань Чу где-то прятался, возможно, за пределами города. Ганс отлично понимал, какую огромную ошибку допустил Юй Хуа: лучше уж остаться на поле сражения, рискуя жизнью, чем отступить, сдавая позиции, которые потом будет не вернуть. В таких случаях нельзя уступать ни сантиметра территории, даже под страхом смерти. Глава Шанхайской организации предпочел скрыться и выждать, пока все уляжется. За это он заплатит своей репутацией.
Сейчас все сложилось на редкость скверно: равновесие полетело к черту, да тут еще Вэй со своим заданием. Со дня на день начнется охота на приверженцев Триады, в этом Ганс не сомневался. Едва разнесется весть о смене верхушки городского криминалитета, как тут же найдутся горячие головы, которые начнут отстрел только ради того, чтобы заслужить доверие новых хозяев.
Дерюйтер нуждался в надежном укрытии, в поддержке и новом покровителе. Ситуация сложилась критическая: голландец не мог перейти в Чин-Пан, так как Ту Юэшень ни за что не доверится европейцу, который недавно пытался его убить. Коммунисты остались в слабом меньшинстве, они с трудом держатся сами и не станут опекать такого, как Ганс. Гоминьдан поддерживает общество «Зеленый круг» и изо всех сил добивается хороших отношений с колониальными властями. Так что, похоже, ловушка захлопнулась.
Теперь никто не может считать себя в безопасности: ни Юй Хуа, ни Дерюйтер, ни тем более Вэй или Шань Фен.
11
Шанхай, август 1922
Последний омерзительный кухонный наряд по вытаскиванию мышей, сварившихся в суповом котле с кислым варевом, последняя прогулка — и все. Еще несколько часов — и Вэй выйдет из тюрьмы. А потом надо забрать документы, над которыми все так трясутся и которые ему лично неинтересны. И он отправится утешаться с девчонками из заведения папаши Вона, сыграет партию-другую в кости, а может, и поставит в Ренмине на свою любимую лошадку. Ни больше ни меньше. Такова его жизнь.